– - Всех, Эйрих, - повторил он, - и буду опасаться, пока не пойму, что здесь затевается.

Король ничего не ответил, и Дойл, оставив доспехи лежать тяжелой грудой, прихватил меч и поковылял к себе в покои. Впрочем, на отдых и не рассчитывал -- как он и предполагал, возле дверей уже стоял, завернувшись в серый балахон, Рик.

– - Поздравляю вас с победой, милорд, -- по своему обыкновению почти беззвучно, но как-то очень весомо сказал он. Дойл кивнул и пригласил входить.

В спальне было нетоплено и холодно до стука зубов, но Дойл не обратил на это внимания или, точнее, сделал вид, что не обратил: в глубине души ему захотелось немедленно вызвать идиота-управляющего и лично всыпать ему плетей. Ледяная выстуженная комната обещала ему тяжелую ночь, плечо опять сведет проклятой болью, ногу начнет выворачивать и корежить, как в тисках. Однако его лицо осталось совершенно спокойным.

– - Я не стал бы беспокоить вас, милорд, едва вы вернулись из тяжелого похода, -- продолжил Рикон, быстрым взглядом, едва заметным под тяжелым капюшоном, обводя комнату и задерживаясь на пустом камине.

– - К делу, отец Рикон, я верю, что ты не потревожил бы меня из-за пустяков. Говори.

– - Милорд крайне прозорливы, -- Рик так и не снял капюшона, -- вчера мои люди схватили человека. Который знает больше, чем говорит.

Дойл мгновенно забыл о холодной комнате, пальцы быстро сжались в кулак.

– - Его поймали с запиской. Текст не важен, но адресат...

Дойл протянул руку, и на ладонь лег помятый сложенный вчетверо квадратик дорогой желтой бумаги. Прежде чем развернуть его, Дойл принюхался: сладкий шалфей, острый мускус и терпкий запах пота. Письмо написала женщина, а посыльный нес на груди.

В записке было всего несколько слов: "У нас все равно нет выбора, дорогая. Да будет так".

– - Кому он должен был доставить письмо?

– - Этого он пока не сказал. Но этот лист ему дала женщина без лица, превратившаяся потом в птицу и улетевшая в ночь.

– - Вниз, -- и Дойл первым направился в подземелья.

Человека нужно было допросить -- тщательно. Порядочные женщины не улетают птицами и не прячут лиц, значит, ведьма и правда рядом -- и, очевидно, не одна. Пока Рик тихо рассказывал о том, где взяли человека с письмом, Дойл в недрах собственного ума искал ответ на неразрешимый вопрос: как? Как одолеть ведьм? И что им нужно. Мотив не менее важен, чем способ обезвреживания.

Человека держали в одиночной камере, которую в замке называли красной -- потому что ее стены давно должны были бы покраснеть от льющейся крови, хотя на деле они просто чернели от плесени и сырости.

Ивен Ган -- так его назвал один верных теней. Парень работал на кухне. Имеет пятерых сестер и двух братьев.

Его уже допрашивали -- Дойл легко мог прочесть историю допроса по опухшим рукам, разбитому лицу и красным от слез глазам.

– - Значит, Ивен, -- произнес он, наклоняясь над посыльным и вглядываясь в его рябое банальное лицо.

– - М-милорд?
– - пробормотал парень.

– - Сколько тебе лет, Ивен?

Ему недавно исполнилось двадцать шесть, о чем он сообщил дрожащим голосом.

– - Двадцать шесть, -- повторил за ним Дойл.
– - Очень мало, Ивен. А впереди -- много. И сестрам нужна твоя помощь, у тебя их пятеро.

Ивен затрясся.

– - Милорд, я сказал все, что знаю. Клянусь.

– - Кому ты должен был отнести письмо?

– - Я не знаю. Я должен был положить его возле фонтана.

Дойл всмотрелся в глаза парня и произнес:

– - Не совсем. Ты о чем-то молчишь. Кому оно адресовано?

Ивен тряс головой и повторял, что ничего не знает, и Дойл разочарованно отошел от него и сделал знак тени, а сам сел в грубое деревянное кресло. Ожидание ему предстояло недолгое.

– - Только без дыбы пока, -- велел он, и тень подхватил упирающегося и визжащего Ивена за шиворот.

Два ногтя. Парень оказался либо храбрее, либо глупее, чем можно было бы предположить, потому что выдержал два ногтя, прежде чем выкрикнул:

– - Молочница. Я должен был дождаться молочницу!

Тень тут же отложил в сторону инструменты, а Дойл улыбнулся:

– - Видишь, как все просто?

Ивен рыдал от боли и страха, но больше уже ничего не пытался скрыть.

– - Они пообещали вылечить Марту, мою младшую. Я только... Я только отдавал письма. Мне говорили, кому. Я не знаю, что это значит. Пожалуйста! Поверьте!

– - Я верю, -- Дойл поднялся из кресла, без брезгливости, но отнюдь без удовольствия взглянул на изуродованную левую руку парня и повторил: -- я верю. Теперь -- верю, -- и скомандовал тени, -- пусть отдохнет, а потом выпустите.

Из самого темного угла донеслось:

– - Милорд, возможно, он знает что-то еще? Стоит...

– - Он больше ничего не знает.

Уже за дверями камеры Рикон спросил:

– - Откуда вы знаете?

Дойл пожал плечами:

– - По глазам вижу. Глаза всегда выдают лжеца. Рик...
– - он хотел было сделать шаг, но так и не поставил увечную ногу на следующую ступень, -- у меня для тебя дело, отец Рикон. Мне нужна та молочница. Попробуй поймать ее на живца.