Шрифт:
– - Мы прервемся на некоторое время.
Придворные, как дрессированные собачки, по этой команде поспешили уйти из зала, осталась только охрана.
– - Милорд Дойл, -- обронила королева таким тоном, словно подразумевала "ядовитая гадюка", -- отрадно видеть вас на вашем месте. Пока вы были в походе, мы скучали по вашему обществу.
– - Ваше величество, -- Дойл наклонил голову, -- ваши слова согревают мне сердце.
Эйрих, чувствуя напряжение, спросил:
– - В чем дело, Дойл? Ты пришел неожиданно и поспешно.
– - В то, что я хотел поприсутствовать на королевском суде, вы не верите, ваше величество?
– - хмыкнул Дойл.
– - Ни на миг - ни одного серьезного дела. Ну, говори, кого из моих подданных ты хочешь отправить в темницу?
– - Эйрих улыбался, но глаза у него были серьезные и настороженные. Нервные.
Дойл посмотрел в эти глаза, бросил короткий взгляд на насторожившуюся, как дрессированная крыса, королеву и сказал:
– - Ваше величество никогда не ошибается, но в этот раз подозрения напрасны. Я пришел к вам как проситель, -- он вышел из-за трона, но на колени не встал: Эйрих достаточно давно категорически запретил ему это делать, во-первых, желая перед всем двором подчеркнуть его статус, а во-вторых, беспокоясь о его ноге.
Король рассмеялся:
– - Ни за что не поверю.
– - И все-таки придется. Только ваше величество в силах исполнить мою просьбу и подарить мне большую радость...
– - Дойл сделал паузу и продолжил мягко: -- пригласив на ближайший из пиров леди Харроу, вдову лорда Харроу, находящуюся сейчас под опекой милорда Грейза и проживающую в столице.
За короткое мгновение на лице Эйриха сменились изумление, радость, осознание и обреченность, а потом он спросил:
– - В чем она подозревается?
Дойл не мог точно сказать, почему он не ответил откровенно: в колдовстве. Возможно, потому что у него не было никаких доказательств, а рыжие волосы и непонятную привлекательность к обвинению не приложишь. Возможно, потому что не хотел тревожить короля. Или не желал обсуждать дела в присутствии коронованной крысы.
В любом случае, он произнес:
– - Никаких подозрений, сир. Моя просьба не государственного, а личного характера, -- он немного наклонил голову и опустил глаза.
Пусть так -- странная прихоть, из-за которой он не обвинил открыто леди Харроу в колдовстве, позволит убить двух зайцев разом: приблизиться к ней, чтобы изучить ближе, и отвлечь короля от марьяжных планов на его, Дойла, счет.
– - Проклятье!
– - Эйрих хлопнул себя по колену.
– - Я ему сватаю самых красивых девушек королевства с огромным приданым, на что он отвечает, что любовные порывы его душе не близки. И вот она -- причина, -- он расхохотался, королева позволила себе мелкую зубастую улыбку, а Дойл сохранил каменное выражение лица.
– - Конечно, брат. Конечно. Что скажешь о сегодняшнем вечере? Еще не поздно послать ей приглашение.
Дойл поклонился и коротко поблагодарил.
Он терпеть не мог приемы -- не важно, как они проходили и как назывались. Утренние собрания на королевском суде были настолько же невыносимы, как и пиры для знати. Но прием этим вечером был исключением -- он был необходим не ради фальшивых улыбок королевских лизоблюдов, а для работы, поэтому Дойл собирался с большей охотой, чем обычно. Джил помог ему переодеться в камзол, в этот раз значительно более удобный, подал перстни и пробурчал себе под нос:
– - Вы прекрасно выглядите, милорд Дойл, -- и тут же шагнул назад.
Дойл бросил на него взгляд, но ничего не сказал -- и без слов было понятно, что мальчишка в очередной раз сморозил чушь. Но камзол сидел отлично, словно был скроен по корявой фигуре, и, похоже, Джил приложил к этому руку. Поэтому вместо того, чтобы посоветовать ему заткнуться, Дойл сказал:
– - Приготовь плащ и сапоги к моему возвращению. И сам оденься в темное.
Джил мелко закивал, и Дойл оставил его в комнате, а сам неспешно направился в большой приемный зал. Если бы он больше верил в помощь Всевышнего, перед встречей с ведьмой он зашел бы в храм или надел бы на запястье браслет с недремлющим оком. Но он верил слабо: кто бы ни сотворил людей и все на земле, живое и мертвое, он давно забыл о своем творении, занявшись другими, более важными вещами. Поэтому в делах людям оставалось полагаться на собственный ум, в бою -- на ловкость, а в интригах -- на красноречие. Не на помощь свыше.
Ленивые неспешные мысли мгновенно сбежали прочь в недра сознания -- перед Дойлом склонился в учтивом поклоне и попытался пройти дальше человек, которому было совершенно противопоказано попадаться ему на глаза. Дойл остановился и сказал, не поворачивая головы:
– - Стойте-ка, господин Оуэн.
Управляющий замка остановился -- Дойл не видел, но слышал шорох его одежды и ставшее частым дыхание.
– - Рад нашей встрече.
– - Милорд Дойл, -- раздалось сзади, -- рад служить.
– - Не сомневаюсь. Подойдите-ка сюда.
Управляющий шаркнул ногами и встал перед Дойлом, поклонился и так и замер, сложившись пополам. Дойл хрустнул пальцами. Вчера он желал засунуть подонка на нижний уровень подземелья, в одну из ледяных камер под озером, и посмотреть, какие боли прохватят его после подобной ночевки. Но сегодня ярость уже прошла, от нее остались только слабые отголоски, и Дойл вполне осознавал, что это -- отголоски личной, почти детской обиды. Управляющий попытался насолить ему -- мелко и глупо, -- но не совершил измены, не подверг безопасность и благополучие короля риску. Он не заслуживал камеры.