-- Леди Харроу.

Если бы ему удалось не задержать дыхание, он гордился собой. Но ему это не удалось. Мысли заметались. Что ей нужно? Она ясно дала понять, что не желает иметь с ним дела, а ее служанка неплохо объяснила причину. И вот, она здесь -- зачем? Сообщить что-то важное для короля? Или -- конечно, Дойл в это не верил, но мысль промелькнула -- сказать, что ей не хватает его общества?

Резко оборвав себя, он велел:

 -- Проводи ее...
– - он замер, пытаясь придумать, где ее принять, -- в мою столовую.

Это была совершенно бесполезная и почти не использующаяся комната -- личная столовая младшего принца. Возможно, принцу Тордену, которому надлежало окружать себя собственной свитой, она бы и пригодилась. Но у милорда Дойла свиты не было, а ел он либо за столом короля, либо в спальне. Чтобы не вызывать его раздражения, управляющий старательно топил камин и в столовой, поэтому Дойл мог не опасаться, что его неожиданная гостья замерзнет.

Отложив бумаги, он отправился к ней, подавив малодушное желание сменить пыльный колет на более нарядный камзол.

Она стояла возле узкого окна, в темном платье, закутанная в широкий плащ из недорогого, но теплого меха. Свет так падал на нее, что ее волосы, выбивающиеся из-под вдовьего убора, сияли, а глаза казались темнее и влажнее обычного.

 -- Леди Харроу, -- сказал он, заставляя себя говорить ровно, -- я удивлен вашим... приходом.

Он до последнего надеялся, что она все-таки улыбнется и скажет что-нибудь доброе. Или смешное. Проклятье, он бы и на глупость согласился.

Но ее глаза сверкнули все тем же гневом, губы побелели. Она сделала два стремительных шага вперед и замерла, стиснула в кулаки маленькие руки. Что бы ни привело ее, она пришла, кипя гневом.

 -- Милорд Дойл, -- произнесла она с явным трудом, -- простите, что тревожу вас в часы вашего неустанного труда, -- это было произнесено с такой злобой, что не услышал бы ее только глухой, -- но я пришла свидетельствовать в пользу невиновного.

Дойл невольно приподнял бровь, от всего сердца надеясь, что не услышит сейчас ни слова в защиту милордов. И его надежды оправдались.

 -- Я не сомневаюсь, что вы готовы схватить всякого, кто хоть немного похож на ведьму или колдуна, но даже вы не станете противиться правде, -- она набрала воздуха в грудь и продолжила: человек, которого вы схватили, не виновен. Я лично прибегала к его услугам и могу вас заверить, что в его действиях нет ничего от ведовства.

 -- Леди Харроу, -- он ее прервал, хотя и наслаждался звуком ее голоса, -- прежде чем вы продолжите -- объясните мне, кого именно вы так страстно защищаете?

Она выглядела пораженной и тихо, с болью спросила:

 -- Неужели сегодня у вас есть еще жертвы, нуждающиеся в защите? Я говорю о Хэе, лекаре с Рыбного рынка.

Если бы не суровое выражение ее лица, Дойл бы рассмеялся. Но она едва ли поняла бы этот смех, поэтому он спокойно и серьезно ответил:

 -- Леди, вам нет нужды его защищать. Лекарь, как бы его там ни звали, просто лекарь. У меня и в мыслях не было его арестовывать.

Он покривил душой -- еще утром он ехал с этим намерением.

Леди Харроу вздохнула.

 -- Милорд, я была там сегодня и все видела. Видела, как вы осмотрели его книги, как ваши люди обыскали его дом. А потом вы увезли его в замок.

Дойл приблизился к ней так, как никогда раньше -- не считая тех почти невозможных мгновений, пока он нес ее на руках -- не осмаливался приблизиться, поднял голову так высоко, как позволял проклятый горб. Она хотела отойти -- он видел. Но не отошла.

 -- Вы вызывали у меня подозрение в колдовстве с той минуты, когда я вас увидел, леди Харроу, -- она вздрогнула, -- в вашем доме я нашел весьма странную для женщины библиотеку, множество занятных предметов, -- она побледнела, -- но разве вы были арестованы? Несмотря на все свои подозрения я и пальцем вас не тронул, -- чувствуя ее растерянность и страх, Дойл начинал закипать. Та ярость, которая чаще охватывала Эйриха, железными пальцами сдавливала его сердце.
– - Как вы думаете, леди, почему?

Он выкрикнул это слово и отошел к камину, до скрипа сжимая зубы и пытаясь из последних сил овладеть собой.

Она ничего не ответила, и Дойл продолжил -- уже тише и спокойней, но только внешне -- внутри у него все бушевало.

 -- Я не пытался арестовать вас, леди, потому что у меня не было и нет никаких доказательств, никаких свидетельств. Вам кажется...
– - он замолчал, вспоминая ее слова, -- что я готов схватить всякого.

 -- Вы схватили лекаря, -- отозвалась она ровно.
– - И я до сих пор не знаю, почему не арестовали меня. Ведь вина наша с ним одинакова.