– - Думаю, могу, -- у него не было никакого желания быть сейчас любезным. Одного только мелькнувшего в сознании образа -- леди Харроу, бьющейся в горячечном бреду смертельной болезни -- было достаточно, чтобы уничтожить в нем последние остатки галантности.
– - Если понадобится, -- он подошел к ней ближе -- так близко, что заставил отступить, -- я велю вас связать и выволоку отсюда.

Это слова уничтожили ее невозмутимое спокойствие. Она побледнела, потом покраснела и произнесла жестким голосом:

– - Я не вещь, милорд. И не ребенок. Могу сама решать, как поступить, -- она хотела сказать что-то еще, но он оборвал ее резким приказом:

– - Сядьте.

Она колебалась несколько мгновений, прежде чем подчинилась и снова опустилась в кресло возле окна. Дойл протянул руку и забрал ее книгу, глянул на обложку и едва не зашипел от злости. "Анатомикон", будь он неладен!

– - Вы думаете, -- он вернул книгу обратно, -- что останетесь и кого-то этим спасете? Вы хоть раз в жизни чуму видели? Не отвечайте, и так знаю, что не видели. Я тоже. Потому что те, кто ее видели, мало что могут о ней рассказать. Они умирают!
– - он не кричал, но его потряхивало от злости, а еще хотелось взять и встряхнуть саму леди Харроу.

– - Тем не менее, вы остались, милорд, -- она подняла голову и слабо ему улыбнулась.
– - Потому что не простите себе, если что-то случится с вашим братом. А он остался, потому что не простит себе гибели подданных.

Она говорила так ровно и доброжелательно, что невозможно было ответить криком. Поэтому он просто спросил:

– - А вы зачем?

– - Потому что я однажды дала себе слово не бежать, что бы ни происходило, -- она перевела взгляд куда-то в сторону.
– - Я бежала однажды. Больше не хочу. Вы говорите, что от чумы умирают? Я знаю. И я смертна, как и вы, значит, могу умереть. Но лучше так.

Дойл провел рукой по лицу, стирая выступившие капли пота, огляделся, нашел у стены табурет, пододвинул его и сел в нескольких шагах от леди Харроу.

– - Это действительно глупо и бесполезно, -- сказал он, правда, уже не про решение остаться, а про попытки вычитать что-нибудь дельное в "Анатомиконе". Похоже, она угадала, что он имел в виду, потому что мягко погладила пальцами обложку и возразила:

– - В нем много полезного, нужно только иметь это прочесть.

– - От чумы все равно нет лекарства. Так что он сейчас совершенно бесполезен.

Леди Харроу снова улыбнулась и опять погладила книгу, похоже, пытаясь ее защитить. Дойл отвел взгляд, не зная, что еще сказать. По-хорошему, стоило извиниться за крик и оскорбления -- но он не желал этого делать, зная, что был прав. Неожиданно вспомнилось глупое обещание, которое он дал сам себе, стоя возле ее, как он думал, пустого дома, и к щекам немедленно прилила кровь. Он попытался было отговориться тем, что обещание было давно в приступе меланхолической задумчивости, но безрезультатно -- что бы ни было причиной, он дал себе слово. Он невольно усмехнулся и нервно сжал в кулак здоровую руку.

– - Простите, милорд, -- леди Харроу чуть замялась, -- могу я спросить, чему вы улыбаетесь?

Он посмотрел на нее очень пристально в тайной надежде, что она отведет глаза. Она этого не сделала.

– - Видите ли, леди, -- он встал с табурета и подошел к окну, оперся о подоконник рукой, -- я полагал, что вы покинули этот дом, когда ехал мимо. И, думая так, дал себе одно обещание, которое сейчас едва ли могу исполнить.

И правда, не было бы ничего глупее, чем предложение, сделанное в зачумленном городе.

– - Какого рода это обещание, милорд?
– - спросила она.

Дойл снова усмехнулся, правда, теперь ему было совсем уж не весело.

– - Необычное. Весьма необычное, -- он повернулся -- но не сумел произнести крутящиеся на языке слова. Позже. Он сделает это позже.
– - Простите, леди, я должен оставить вас. Меня ждут дела.

Он поклонился решительно направился к выходу. Леди Харроу встала, зашуршала юбками, делая реверанс. На пороге он обернулся и спросил:

– - Вы уверены, что не хотите уехать?

– - Совершенно, -- она выпрямилась и прибавила: -- храни вас Всевышний, милорд.

Дойл кивнул и покинул ее дом. На улице ждал отряд стражи. Ему помогли сесть в седло, и он, уже нигде не останавливаясь и ни о чем не раздумывая, дал коню шпор и поскакал к докам.

Глава 26

Доки всегда были самым темным и самым грязным местом Шеана. Лорды их не любили и обходили стороной, но они питали город, давали ему жизнь, как навоз дает жизнь прекрасному цветку.