– Ты не веришь мне? – наигранно оскорбилась Спустившаяся. – Во время войны я своими иллюзиями вынуждала целые кордоны складывать оружие и идти на поклон нашим генералам! Мне ли не знать, что такое обман сознания?

Нахиирдо выдавила оптимистичную улыбку, соглашаясь на эксперименты старушки. В конце концов, кто ещё возьмётся за её обучение? Она не раз думала, что было бы, если б она нагнала Рандарелла и дала согласие вступить в орден. Как бы тогда повернулась её жизнь? Не совершила ли она ошибку, что не пошла той же тропой, что её друг и его товарищи? Душа её противилась примерять на себя роль служителя, пропитанную всеми возможными предрассудками против Спустившихся. Но Нахиирдо очень хотелось быть как можно ближе к Рандареллу. Мысль о том, что возможность увидеть его снова с каждым днём утекала сквозь пальцы, ранила её. Девочка медленно старела. Через пять лет после их последнего свидания она будет выглядеть едва ли старше шестнадцати, в то время как юноше стукнет двадцать. А ещё через столько же, когда по внешним параметрам она почти догонит его призрак пятилетней давности, ему будет уже двадцать пять. И чем дальше, тем заметнее будет становиться разрыв в их возрасте. Как она сможет объяснить это ему? Люди не умеют замедлять старение, если только они не входят в особый круг служителей Lux Veritatis.

Необходимость расстаться с Рандареллом навсегда убивала радость в душе Нахиирдо. Из этого тупика был всего один выход, но он пугал девочку до дрожи. Она даже думать не хотела, что ей придётся раскрыть Рандареллу секрет своего происхождения… И одновременно жаждала этого. Она мысленно смаковала самый благоприятный исход своего признания, в котором юноша с пониманием и удивлением относится к правде о нечеловеческой сущности Нахиирдо, закрывает глаза и на родство с Сайтроми, и на белый огонь, потому что она, в первую очередь, его друг. Они обнимаются и больше никогда не расстаются. Но потом эта светлая мечта ломалась на куски, вытесняемая пессимизмом, и дурная привычка роптать на свою половинчатость и жестокость реальности выпархивали на передний план. И девочке становилось просто горько осознавать тщетность продуманных речей и визуализации будущей сцены. Кого она обманывает: этого никогда не случится.

Первым делом Юдаиф заставила гостью подолгу сидеть на месте и во всех деталях представлять те или иные предметы.

– Иллюзия то или образ в чужой голове, он не будет правдивым, если ты сама не веришь в его материальность, - объясняла Спустившаяся. – И ты не поверишь в него, пока не научишься рисовать идеальный шаблон в своих мыслях. Попробуй представить вазу. Представила? Я тебе сразу скажу, что ты представила блёклый полупрозрачный образ. Рассмотри его хорошенько, - Юдаиф с удовольствием заметила, как напряглась её ученица. – Какого цвета ваза? Из чего она слеплена? Или, может, она выкована из металла? Какая она на ощупь? Чем пахнет? Есть ли на ней трещинки или вмятины? Ты должна видеть и чувствовать всё, будто воображаемая тобой вещь реальна. И чем быстрее ты собираешь воедино все детали одного образа, тем целостнее и достовернее выходит картина.

– Как это повлияет на моё умение спутывать чужие мысли?

– Ты не совсем спутываешь их, ты просто уводишь поток мыслей человека в иное русло. Но ты не контролируешь то, что он видит, это получается спонтанно. Однако ты можешь развить эту способность и проектировать в чужой голове свои мысли. Это будет временным помутнением, и человек всё равно вернётся к первоначальному течению мыслей, но моменты таких замешательств можно использовать себе во благо. Овладев в совершенстве этим приёмом, ты без труда научишься делать обратное – выхватывать обрывки образов из чужих голов.

Так, Нахиирдо не проводила и дня без того, чтобы вызывать перед мысленным взором те или иные предметы и детально изучать их. Она напрягала фантазию, рецепторы, память, пытаясь узнать о воображаемом предмете всю возможную информацию. От простых вещей, вроде яблок, кувшинов, стульев, она перешла к более сложным, а затем к абстрактным. Однажды Юдаиф потребовала представить событие вместо предмета.

– Человек получил письмо третьего дня месяца, а тебе надо спутать его мысли, чтобы он забыл дату. Если в его памяти будут плавать два числа, он не сможет точно сказать, какое из них правильно. Что ты сделаешь?

– Буду внушать ему другое число, - сказала девочка, представляя календарь.

– Неверно! Этого мало, чтобы повлиять на мысли человека, - осадила её старушка. – Ты должна представить само письмо, а если точнее, конверт. А для этого ты должна знать, как выглядит настоящий. Если человек получил письмо в конверте из дорогой голубоватой бумаги, а ты представишь потёртую и пожелтевшую, он решит, что это мысль о другом письме, полученном в другое время, что совершенно неважно. Ты должна соединить в его голове мысль о получении нужного письма с конкретной датой, но другой, не настоящей. Это собьёт его с толку, и человек не будет помнить наверняка, какая из двух дат настоящая. Тренируйся.

Нахиирдо послушно выполняла шаг за шагом, веря в опыт Юдаиф и её знания. Порой ей казалось, что простое «воображательство» не принесёт никакой пользы, но перебарывала нарастающее недовольство. Она полагалась на метод старушки, даже если свойственные молодости горячий нрав и упрямство подталкивали её противиться чужим советам.

Со временем девочка научилась моментально вызывать в сознании образы любой сложности. Они были настолько детальными, что даже самой Нахиирдо казались живыми. Когда она закрывала глаза, она видела их точно наяву, как если бы в темноте её век существовал другой, не менее материальный мир.

Юдаиф не торопилась хвалить ученицу, только задумчиво поглаживала концы платка, однако её успехи радовали старушку. Она возилась с гостьей не ради неё самой, а ради двух скребущих её бестий: чувства неудовлетворённости после того, как не удалось слепить из сына то, что она планировала, и вины перед королями. Первого зверя Юдаиф хотела откормить осознанием своей значимости как учителя. Второго она стремилась если не изничтожить, то хотя бы немного задобрить. Старушка догадывалась, что мало кто сейчас вспоминает её дезертирство, но назойливое, почти параноидальное желание доказать королям, хотя бы одному, пускай только Сайтроми, что она лояльна к своему народу, что она ещё на что-то годна, что старается принести пользу, гнало её на безвозмездную помощь заблудившейся в себе гостье.