Шрифт:
Мужчина вернулся в дом, еще раз грохнув дверью. На пороге осталась плачущая женщина. Она прижимала к лицу окровавленный носовой платок. Доминик узнал ее — это была Эмбер, жена Винни — босса, короля, падишаха…
Катя подбежала к ней и предложила пачку бумажных носовых платков. Не зная, что делать, Доминик встал у двери. Он не умел утешать женщин. Катя тем временем обняла Эмбер за плечи и попыталась успокоить ее.
— Как вас зовут?
— Эмбер… Меня зовут Эмбер…
— Какое красивое имя! Кто это был с вами?
— Муж. Он считает, что ему все позволено и, не скрываясь, заигрывает со своей любовницей прямо на моих глазах! Я не стерпела и упрекнула его…
— Вам нельзя возвращаться к гостям — у вас разбито лицо, — сказала Катя. — Хотите, мы отвезем вас в больницу?
— Вот еще! Кровь из носа еще не повод валяться в больнице, пока он тут заигрывает с потаскухами. — Эмбер вытерла лицо Катиными платками и, прислушиваясь к взрывам смеха, сказала: — Нос не перебит — и ладно, а кровь… У-у, ненавижу! И не собираюсь туда возвращаться! Сниму номер в «Хилтоне» — пусть-ка побесится и поищет меня.
— Но когда он вас найдет… вы, конечно, не вернетесь к нему?
Эмбер удивленно взглянула на Катю:
— Конечно, вернусь. У меня нет другой семьи. И потом, ведь я когда-то любила Винни. Не знаю, может, этого и мало, чтобы прожить с ним до смерти, но… где варианты?
Катя не знала, что и сказать. Ее коллеги по работе тоже частенько жаловались на своих супругов. Но такое… Как можно прощать побои?!
Катя предложила Эмбер выговориться, но та не пришла от этого в восторг — кому нужна ее не очень-то красивая история?
— Когда главный герой — мужчина, история часто получается уродливой, — с горечью заметила Катя.
— Тут вы правы, — согласилась Эмбер и все же не стала откровенничать. Вместо этого, присматриваясь к Доминику, заметила: — Не помню, где я тебя видела, но ты… ты береги эту женщину, понял?
Доминик кивнул. А потом вызвал такси по мобильному телефону и посоветовал Эмбер:
— В гостинице обязательно примите душ и выпейте виски. И спать…
Подъехало такси. Эмбер поблагодарила Катю, помахала на прощание и укатила.
— Почему ты не попытался убедить ее бросить этого парня? — спросила Катя, глядя вслед удаляющимся красным огонькам. — Ей бы сейчас не в гостиницу, а в госпиталь организации по защите женщин от домашнего насилия.
Доминик чертыхнулся про себя. Что он мог сделать?!
— Обычно я не мешаю людям принимать неправильные решения, — заявил он, сунув руки в карманы.
Бросив на него сердитый взгляд, Катя повернулась и зашагала прочь. К черту! Этот человек так же бессердечен, как Мониген и как этот Винни и его дружки, веселящиеся в доме…
Доминик догнал ее и схватил за руку:
— Катя, я…
— Ты трус! — воскликнула она в бешенстве.
Подлец Винни, дура Эмбер, а Доминик и вовсе… Он же должен был проявить мужество и благородство и спасти Эмбер, а повел себя как… как ничтожество! Как какой-то тупой гангстер!
Стоп! Но ведь он и есть самый настоящий гангстер.
Эта мысль почему-то огорошила Катю. Действительно гангстер… И надо бежать от него, пока не поздно!
Она махнула рукой. Такси! Вскочив в подъехавшую машину, она, даже не взглянув на Доминика, захлопнула дверцу.
Но тот и не растерялся. Секунда — и он оказался на сиденье рядом с Катей.
— Куда едем? — спросил водитель.
— Оставь меня в покое, — процедила Катя сквозь зубы.
Водитель не удивился — он навидался всяких парочек и прекрасно понимал, что реплика Кати адресована не ему.
— Мы не договорили! — вежливо ответил Доминик таксисту.
— Нам не о чем больше говорить!
Водитель демонстративно включил радио.
— И все же мне надо кое-что тебе сказать, — настаивал Доминик. — Но я не могу говорить в такси. Давай поедем к тебе.
— Нет! Неужели ты ничего не понял? Я не хочу больше общаться с тобой. Ни на какие темы! Как я могу положиться на тебя, если ты и пальцем не пошевелил, чтобы помочь Эмбер? Аааа… — Катя вдруг треснула себя по лбу и добавила с издевкой: — Вот я дура! Она же не предложила тебе гонорар! Верно-верно… Ни цента не пообещала за помощь. Сама и виновата!
Останавливать Катю было бессмысленно. Доминик ждал, пока она выговорится. Когда же поток обвинений наконец иссяк, он попытался оправдаться: