Кровесосущая вытягивает все капли красного мёда из разговорчивого очкастика.

Эмбрионишко: Бу-тум-рум. Ага-нашу-врути. Ыкс-няфся. Пушулька-ружица.

Симфонию гениальных строк прерывает конфетообразующая, выделывая из эмбриона прекрасный сладкий торт.

Бузанулькин: Товарищи, перерыв! Пора и нам отдохнуть и машине остыть требуется. Масло побольше налейте.

Попов: Эй, Сальцовская! Хватит уже глину себе наминать, ты постыдись распятого бога!

Люберцовская: У меня между ушей всё влажное и горит. Я так хочу супа.

Бутылов: Так чего же мы? Налетай, саранча.

Ведущие специалисты нашего завода приступают к обедне. Каждый из собравшихся оголяется, показывая свои складки и кожу. Нарезая продолговатые солености, все из присутствующих играются друг дружкой. Бросаются головами маленьких. Льётся праздничная кровь. Звучит "Пляска смерти" Сен-Санса.

Шатура: Я вижу, что молодое дарование дало залп всему нашему коллективу. (В зал.) Вы только посмотрите. Молодые и зрелые, все находятся в экстазе от льющейся крови. Мясо, которым они заполняют свои животы, всё это сказочное радение соединяет всё мировое сообщество прогресса. Мы будем впереди наших конкурентов и врагов. (Слезится.) Я вижу, я чувствую, как наша с вами страна поднимается на небывалую высоту власти. Мы уже захватываем человечество и обращаем его в наш естественный корм.

Возле прыгающих с кишками в руках поедателей мясного и красного, с грохотом падает стена и убивает Василия. За упавшей стеной расположилась странная круглая дверь с вентилем по середине. На двери написано: "Я - непоедаемый бог".

Федор: Как? Я же стену эту сам, своими утонченными руками заваривал! Говорил я, говорил, не тот катет мне поставили!

Бузанулькин (вынимая длинную кишку изо рта): Михаил Олегович, что же это такое?

Шатура (в крайней нерводряблости): Алёша, Алёша, я тебя прошу, не начинай эту сютулящуюся сентенцию.

Все заканчивают с распитием кровеносных напитков и направляются к заветной двери.

Шатура (преграждая всем путь, закрыв собой вход в дверь): Товарищи! Мы так близки к открытию в человеке первородного каннибалического вампиризма, а вы ведете себя как несъедобное жульё! Ну что вы хотите там увидеть? Бога? Смерть? Свою собственную беспомощность? Так ведь это всё одно и то же!

Все отталкивают Шатуру и крутят вентиль. Открыв с ужасным скрипом дверь, за ней все обнаруживают лифт.

Бузанулькин: Во имя господа нашего иисуса саса, спускаемся и встречаем всё, чего бы нам это не стоило на погребальных углях.

Шатура рвёт на себе одежду, но не успевает остановить уже спускающуюся толпу на лифте. Когда все опускаются, Шатура собирает из частей тела трупов великолепное и мощное ружье, с чем и спрыгивает в шахту лифта за любимыми сотрудниками.

Ссохшаяся Даша (урывничает по-русицки, как за столом):

Меня топором зарубили в лесу,

Но где мой палач не пойму.

Скорее домой я свой труп унесу

И буду ласкаться с землей.

Рельсы. На них полуобиженно опрокинут поезд. Выйдя из лифта, каннибалическая коллегия осматривает окрестности подземельных угодий. Позади них с грохотом падает Шатура, разорвав всю свою одежду и оголив элементы чужого туловища. Звучит "Выходной марш" Дунаевского.

Сальцовская (Шатуре): Вы вновь приходите ко мне с надутым пупком. Я напишу на вас жалобу. Это предельная дерзость, Михаил Олегович. Не имеет значения, что вы у себя на тарелке, как говорится. Я дама с большим опытом.

Шатура: Да я сам напишу, а для пущей уверенности прилюдно сейчас вас окультурю.

Люберцовская (завидуя): Ваше оружие... Что вы имеете в виду?

Бутылов (вмешиваясь в разговор): Я?! Не надо меня штопорцом по утку, я с Видой не соединялся.

Шапок: Михаил Олегович, у вас продолговатый щуп колеблется. Определите ему место.

Шатура: Софьюшка, определить - значит обезналичить.

Шатура бросается на Сальцовскую, разрывая на ней одежду. Он впивается ей в шею, выпивая кровь. Убив Сальцовскую, Шатура начинает насиловать её труп. Каннибалическая коллегия в это время наблюдает следующую картину. Недалеко от упавшего поезда, возникает маленький белокурый мальчик с голубыми глазами. Подходя ближе к собравшимся, он переступает насилующего Шатуру и достаёт из кармана черную повязку, которой закрывает свои глаза. Садясь на стульчик, маленькая загадка достает из штанишек огромную гармонь и начинает играть "Ой при лужку, при лужке", распевая текст молитвенным полушепотом. Собравшиеся слушают мальчонку, подходят к нему и по очереди бросают монеты в шляпку, присаживаясь вокруг него и задумывавшись о своём. Последние из собравшихся вносят два венка, которыми покрывают слушающих мальчика. Это - Зиченко и Флорцов. Когда мальчик заканчивает играть, Зиченко пишет на маечке мальчика "Бог - Один", а Флорцов снимает повязку с глаз мальчика. Теперь мальчик не имеет одного глаза, а из второго непрерывно текут слёзы, полные тоски о бросившей его материнской земле.

Шатура (вытирая льющийся пот об оторванную одежду Сальцовской): Всё-таки женщина - это лучший музыкальный инструмент.

Бузанулькин: Я не понимаю, что заставляет нас продолжать существовать, претерпевая всю скуку, однообразие, слабость, бессмыслицу явления и сознания наших. Ради чего, ради чего я дома остаюсь и совершаю действия!

Флорцов: Это всё голова. Её отрезать надо.

Бруствер Сальный: Эх, отчего же мы все такие жестокие.

Зиченко: Жестокость - первая мать.