Кто-то поднял меня на ноги. Холодный бетон был заменен холодным воздухом, поскольку КЖ подхватил меня, удерживая перед своей отвратительной фигурой. Мое тело, настолько холодное, прижалось к нему, несмотря на то, что мозг, затуманенный наркотиками, сгорал от отвращения.

КЖ хихикнул.

— Я стал тебе нравиться? Хм, сука? — Он лизнул мою щеку и подошел к двери. — Ты полюбишь меня еще больше после сегодняшнего дня.

Мое сердце пыталось биться чаще, ужас, обуявший меня, попытался запустить адреналин, но мое сопротивление было сломлено. Прошло. Исчезло.

Один миг мы все еще были в моей комнате. В следующий оказались на полпути по коридору.

Потом мы были в другой комнате.

Потом в другом коридоре.

Прошла куча времени, оставив меня с калейдоскопом картинок.

«Сколько еще времени пройдет, прежде чем я сойду с ума?»

В один момент кто-то бросил меня на пол душевой кабинки и стал поливать из шланга. Через секунду я была одета в красное платье, короткое и распутное. Оно предназначалось для того, чтобы облегать фигуру и подчеркивать сексуальность, но не выполняло ни одну из функций — только показывало то, насколько тощей и болезненной я стала. Но, по крайней мере, ткань была чистой. После нахождения в домашней рубашке Кью в течение всех этих дней, — это был рай. Одиночество обернулось вокруг моего сердца, когда КЖ выдернул материал из моих рук и выбросил единственное, что у меня осталось от Кью. Последнее, что связывало меня с человеком, который владел мной полностью.

— Верни ее. — Я подалась вперед, пытаясь добраться до мусорного ящика за Кожаным Жилетом.

Он оттолкнул меня на пол, смеясь.

— Ты не получишь того, что хочешь. Если тебе, конечно, не хочется моего члена.

Я свернулась калачиком на мокрой плитке, изо всех сил стараясь не перескакивать в другое измерение. Измерение, в котором мне больше не нужно было бояться каждый раз, когда я просыпалась, и страдать каждый раз, когда засыпала.

Время замерло, а ванная больше не существовала.

Что-то крахмальное было запихано мне в горло, а потом последовала свежая, восхитительная вода.

Затем я стою над девушкой с дубинкой в руках.

Время снова замерло. Я отключилась.

Жидкость. Горячая, влажная жидкость с металлическим привкусом. На мое лицо что-то плеснуло, и я мгновенно захлебнулась.

«О боже. Нет!»

Я уронила дубинку, сжимая живот, когда моя рвота превратилась в мучительный кашель. Кровь с губ попала в рот, и я лихорадочно пыталась отскрести язык.

«Это не ее кровь на моих зубах. Я не могла этого сделать!»

Кто-то схватил меня, поставил прямо. Я продолжала кашлять и раскачиваться, и, наконец, согнулась полностью. Слова, вырывающиеся из моего рта, прерывались жутким лаем. Я была не в себе. От меня не было толку. Они поняли. Они знали, что мой срыв ознаменовал начало конца.

Мой разум покидал меня. Я дошла до ручки, и вкус крови девушки во рту был последней каплей.

Я сделала ей больно. Я не знала, каким образом. Не помнила. Но я сделала что-то ужасное, и она страдала от моих рук.

Я не смогу жить с этим! Я все отчаяннее пыталась вырваться, извиваясь, кусая, кашляя, рыча.

— Черт, кто-нибудь дайте ей что-нибудь.

Я крутилась и дернулась, от одного только вида сжимающихся стен и удушливого ужасного кашля сотрясавшего мое тело.

Кто схватил меня за ноги, и я стала пинаться.

— Ой, ты, сука! — Оковы обхватывали мою голову, но я больше не была в этом теле. Я была в каком-то другом мире, где хотела умереть.

Игла проколола мою плоть, и мне ввели призрачно леденящее вещество, которое я теперь хорошо знала. Распространение этого белого смога сквозь мою кровь, украло мое тело, убивая разум.

Мой кашель остановился, и я обессилено повисла в чьих-то руках.

— Так-то лучше. Пусть подействует. Она будет резать их как Пикассо уже через полчаса.

Видение того, как я, отрезая части тела, располагаю их в каком-то ужасном произведении искусства, стояло перед глазами, пока я медленно плыла к своей гибели.

***

Когда пришла в себя, я лежала на спине, хрипя, как девяностолетний курильщик. Мои ребра кричали от боли, а легкие, будто кто-то заполнил тиной.

Я попыталась подняться, чтобы убедиться, что на моем лице больше не было крови, но мои руки онемели.

— Она ожила. Принеси ее сюда.

Быстрая перемотка времени, и вдруг из положения лежа на спине я оказалась стоящей, покачиваясь с дубинкой в руках.

Быстрая перемотка вперед во времени, и мои уши начали функционировать снова, сразу же захотелось, чтобы они не слышали. Скуление и вой заполнили небольшую темницу.

Крошечная блондинка с татуировкой колибри на бедре лежала у моих ног. Ее лицо было в синяках, искаженное от отеков. Ее взгляд встретил мой, когда я ахнула в абсолютном ужасе.