Шрифт:
— А это что? — заворожено интересуетесь Вы.
— Фронтон, — сдержанно поясняет живописец.
— А это что?
— Антаблемент.
— А это что?
— Пилястры с полуколоннами…
— Эй! А вот это вот что? Разве это уже существовало в середине шестнадцатого века?!
После Ваших слов — целый кусок прекрасного и величавого здания просто вдруг взял и исчез, вызвав неописуемое возмущение художника.
— Да ёж вашу медь! Ну, неужели так нужно было лезть прямо под руку?! — голосом, полным негодования и обиды, взорвался тот.
— Ой, простите, я, и правда, не хотел… Минуточку, а ведь Вы…
— Тициан Вечеллио да Кадоре. Да, он самый.
— Погодите! Не верю своим глазам! Тот самый Тициан, которому сам Карл V подал упавшую кисть, заявив, что услужить Тициану почётно даже императору?!
— Да, было дело…
— Тот самый Тициан, который до последнего будет верен своему призванию, и умрёт от чумы, сжимая в руках кисть, чтобы потом его похоронили с величайшими почестями в венецианском соборе как величайшего художника всех времён и народов, «Соперника Зевсов и Апеллесов»?!
— Что поделать, такова судьба…
— Погодите… А Вы точно жили в середине…
— Да! Да! Точно! И некоторое время я путешествовал по миру, пропадал неизвестно где, мой след терялся, и я вполне мог находиться где-нибудь здесь. И хватит об этом уже!
— Очуметь! А может быть, раз уж со зданием всё равно вышел такой конфуз, Вы составите мне компанию по дороге до кафедрального собора? Он намного красивее, и скорее заслуживает Вашего внимания.
— Вы и правда держите меня за олуха? Его я изобразил ещё первым делом, как прибыл в Кокань. А, впрочем, тут и в самом деле больше нечего ловить. Что ж, пройдёмте.
И в самом деле — переходите на параграф 510 и запишите на листе персонажа «Тициан».
318
Остановившись, Вы дожидаетесь, пока старичок (Ваш ровесник, просто не в такой хорошей форме для своего возраста, как Вы) настигает Вас.
А после — дожидаетесь, пока он охает, ахает и переводит дыхание.
Как бы то ни было, Вы вполне справедливо предполагаете, что, раз уж эта встреча состоялась, — следовательно, она должна нести какую-то сюжетно-смысловую нагрузку.
И, стало быть, Вас ожидает впереди диалог, который либо продвинет сюжет, либо поможет раскрыть характеры персонажей.
— Ральфрик, — наконец отдышавшись, произнёс бедолага. — Со всех ног уже сбился. Я спешил с вестями в замок, но гвардейцы сказали, что тебя недавно вышвырнули вон, и они не знают, и знать не желают, куда ты теперь подевался. Я уже и не надеялся тебя найти, и вдруг — вижу, что это ты…
— Если Вы забывчивый — 322
— Если же нет — 331
319
Ой, да плевать все хотели. И городская стража — в том числе. Большинство людей привыкло руководствоваться принципом «моя хата с краю», если что-нибудь не касается лично их.
И при этом их можно если не оправдать, то хотя бы понять: «работать» просто так, без разрешения, без прикрытия, не могут даже воры, и если вмешаешься в чужую разборку — у тебя гарантированно возникнут проблемы.
Однако нельзя сказать, что Ваши крики не возымели никаких последствий: пока Вы горлопанили — Вас услышали преследователи и, спустя некоторое время, окружили и настигли, несмотря на все Ваши петляния в лабиринте улиц.
Спустя некоторое время то, что от Вас осталось, повесили над городскими воротами в назидание тем, кто осмелится убивать городскую стражу.
Если попадаете на этот параграф впервые, добавьте ключевые слова « » и запишите 5 пунктов Героизма. Переходите на параграф «0».
320
Да уж, и угораздило же Вас! Но, как гасит народная мудрость, от тюрьмы да от сумы — не зарекайся. Конфисковав всё, что было обнаружено при Вас (за исключением одежды и нательного крестика), Вас передали в руки какому-то жуткому мордовороту.
Угрюмый сторож-верзила (судя по всему — бедолага немой и не может ни передать заключённым весточку, ни поддержать беседу) проводит Вас по мрачным холодным коридорам, вдоль которых, за однообразными проржавевшими решётками, на Вас таращатся товарищи по несчастью.
Косматые, неопрятные, кто-то даже передвигается в кандалах или прикован к стене. Откровенно бандитские рожи встречаются довольно редко — в большинстве случаев эти люди не матёрые преступники, а просто те, кто так или иначе впал в немилость новых властей в лице короля и его ставленников.