Она сразу же подошла с диктофоном и блокнотом к бригадиру грибоваров, огромному тридцатилетнему детине Фролу Пархаеву, и тот начал рассказывать ей о процессе заготовки важного таёжного белкового продукта. Мужики приносили большие корзины и вываливали грибы в огромные деревянные желоба и, перекурив, перебросившись парою фраз с теми, кто занимался чисткой грибов и варкой, снова уходили в тайгу. Фёдор присоединился к тем, кто дежурил у котлов.

На огромных кострищах было установлено несколько чугунных опор, на которых громоздились двухсотлитровые котлы. Под ними горел огонь. Тонеева, как раз, подошла к одному из котлов в то время, когда двое дюжих парней вытаскивали дуршлагами с длинными деревянными ручками готовую продукцию и наполняли ей стокилограммовые бочки.

Потом в котлы доливалась вода, добавлялся уксус и соль, засыпалась очередная порция самых разнообразных грибов, но только таких, которые можно мариновать. Боровики, подосиновики, маслята, моховики… Тут по сортам они не разделялись.

Елена беседовала со многими, старалась собрать, как можно больше интересной и полезной информации. Репортаж в газетный номер должен получился оригинальным и, как принято выражаться, живым. Молодой шофёр «уазика» курил, сидя на бревне, не далеко от огромного фанерного домика, поставленного здесь ещё во времена оные для заготовителей грибов. Они в Дальнем Распадке во время «тихой охоты» жили безвыездно.

Плешаков присоединился пока к тем, кто занимался обработкой грибов. Фёдор рассказывал им о том, как его допрашивала следователь Новицкая. Конечно же, ни слова он не поведал им о своём визите, в больницу, к Татану. Да его об этом, разумеется, никто и не додумался спросить.

С заплаканными глазами сидела Ирина у окна своей палаты, смотрела окно. Но она ничего там, в больничном дворе, не видела… Зрение и внимание девушки, как бы, расфокусировалось. Она держала в руках фотографию своего недавнего своего сожителя Геры Гракова. Конечно же, новость об его убийстве дошла теперь и до Татану. Нелегко ведь так просто забыть то, что совсем недавно было для тебя самым дорогим и близким. Тем более, такая трагическая смерть. Убийство.

В палату вошла Наташа. Она, покачав головой, посмотрела на льющую слёзы соседку по палате. Постояла перед ней, хотела что-то сказать. Но передумала. Снова вышла в коридор. Дала возможность Ирине немного погоревать, погрустить в одиночестве. Было бы о ком жалеть. Но это её дело, Ирины. Да ведь и не такая уж и короткая память у большинства людей, как принято считать, особенно, у женщин. Представительницы прекрасного пола умеют помнить и хорошее, и плохое.

На небольшой цветной фотографии Гера стоял в полный рост. Улыбающийся, с голым торсом, в чёрных джинсах, слегка под хмельком. А теперь его… не было на этом свете, пусть неказистого, маленького, тщедушного, пакостного и наглого по натуре, но пока единственного и ещё до конца ей не позабытого.

Она поднесла фото к глазам, потом поцеловала её, нежно прижала к груди. Ирина тяжело вздохнула. Потом вдруг выражение её лица стало жестоким и даже злобным. Татану решительно разорвала фото на мелкие части, сложила их в правую ладонь и вышвырнула в раскрытое окно.

Августовский ветер подхватил кусочки измельчённой фотобумаги и поднял их высоко в небо. Потом резко швырнул их далеко-далеко. Но, конечно же, не до того самого кладбища под Хабаровском, где покоился Граков. Но мелкие клочки разорванной фотографии, будто бы, так и посыпались на красивый и большой мраморный памятник. На нём красовалось керамическое фото – серьёзный и с виду даже безгрешный Герман Граков.

Вслед за бумажками, пылью на могилу стали падать капли дождя, который становился всё гуще и гуще. Он уже шёл и здесь, за окном палаты районной больницы, где Татану пыталась на веки вечные забыть о недавнем прошлом. Ветер с дождём трепал её волосы, увлажнил её щёки и… подоконник. Ирина плотно закрыла створки окна.

В одном из классов местной средней школы собрались будущие повара. Всего одиннадцать девушек в возрасте от шестнадцати до двадцати пяти лет; две сорокалетние женщины и молодой парень. Из самых разных посёлков и сёл района приехали сюда учиться люди, на ускоренных курсах поваров, потому, что, время от времени, специалисты такого профиля требовались району. Они нужны были на драгах, в леспромхозе, в школах и детских садах…

Собравшиеся в классе знакомились с обстановкой и друг с другом, вели беседы в ожидании преподавателя. Все говорили, но молчали, положив перед собой толстые общие тетради, Ирина и этот парень. Скорей всего, ему было лет двадцать. Но по внешнему виду, можно сказать, человек без возраста. Малорослый, хрупкий, рыжеволосый. Ясно, что такого с небольшой охотой взяло бы начальство, как говорится, на любую чисто «мужскую» работу. Видно, что, хоть и жилист паренёк, но хил. Развитой мышечной системы бог ему не дал, а сам он не удосужился… подкачаться.

В рядах Российской Армии он, естественно, не служил, ибо был слеп на один глаз. Правое око, тоже карее, как и левое, не двигалось. Было искусственным. Это Татану заметила сразу, да и, вероятно, не только она одна.

Вдруг дверь класса раскрылась, и в класс вошёл маленький толстенький и розовощёкий мужик. Но выглядел он импозантно, почти, как франт – чёрный костюм, фиолетовый галстук, болтающимся под воротом белой рубашки. Все встали, приветствуя его. Он выставил вперёд правую ладонь правой коротенькой руки, демократично давая понять, что вставать с мест не следует. Будущие повара заняли свои места.