Русско-шведская война 1808–1809 годов велась Россией за установление полного контроля над Финским и Ботническим заливами. Русским войскам с большим трудом удалось выйти к побережью Ботнического залива, занять Финляндию, овладеть укреплениями Гангута и Свеаборга, крейсировать у Аландских островов и предпринять попытку высадить десант на шведское побережье. Итоги русско-шведской войны ясно подтвердили неподготовленность российского флота на Балтике и неотложность принимаемых Чичаговым мер по его модернизации. Реформы продвигались с трудом, но даже в этих условиях многие современники считали Чичагова способным и деятельным человеком, на котором держалось морское ведомство России.

20 июля (3 августа) 1807 года император Александр удостоил Чичагова звания полного адмирала и официально назначил его министром морских сил. 30 августа (11 сентября) 1808 года Чичагов был награжден орденом Святого Владимира I степени с девизом «Польза, честь и слава». «Чичагову ветер дует в паруса» [53] , – образно заметил граф П.В. Завадовский, видный государственный деятель, первый министр народного образования.

Еще ранее, в 1805 году, он стал членом сената и Государственного совета. Мнения и записки, поданные Чичаговым в Государственный совет, служат лучшим доказательством его неутомимой деятельности. Император привлекал П.В. Чичагова к обсуждению важных государственных вопросов. Его кругозор не ограничивался одними заботами об усилении мощи морского флота России и его роли в мире. Он ясно понимал, что реформа органов государственного управления требовала, чтобы во главе вновь учрежденных министерств стояли люди сведущие, одаренные тактом и воображением. Однако наделе выходило, что каждый министр постоянно вмешивался в дела других министров, и вследствие этого происходили столкновения и путаница. Адмирал в подобных случаях реагировал в довольно резкой форме. Он испортил отношения с многими главами ведомств, посылая морских офицеров для проверки их информации. Внутри собственного министерства Чичагов приобрел врагов, не позволяя чиновникам наживаться за счет казны. Единственной опорой Павла Васильевича оставался император, на которого он имел влияние. «Его боятся, потому что он настаивает на порядке, и ненавидят за то, что он не позволяет, чтобы крали в его ведомстве», – писал в своем донесении из Петербурга в Италию представитель сардинского короля Жозеф де Местр [54] .

Краткую, но весьма верную характеристику П.В. Чичагову дал на страницах «Русской старины» его бывший адъютант граф Федор Петрович Толстой: «Павел Васильевич Чичагов был человек весьма умный и образованный, будучи прямого характера, он был удивительно свободен и, как ни один из других министров, прост в обращении и разговорах с государем и царской фамилией. Зная свое преимущество над знатными придворными льстецами, как по наукам, образованию, так и по прямоте и твердости характера, Чичагов обращался с ними с большим невниманием, а с иными даже с пренебрежением, за что, конечно, был ненавидим почти всем придворным миром и всей пустой, высокомерной знатью; но император Александр Павлович и императрица Елизавета Алексеевна его очень любили.

С низшими себя и со своими подчиненными и просителями, которых всегда принимал без различия чинов и звания, Чичагов обращался весьма приветливо и выслушивал просьбы последних с большим терпением» [55] .

Следует особо подчеркнуть, что взгляды адмирала на государственное устройство Российской империи, специфику русского государства были удивительно точны и в ряде случаев поныне сохраняют свою актуальность. Адмирал принадлежал к числу прогрессивно мыслящих деятелей России, понимавших необходимость реформ с целью отмены крепостного права. Будучи противником крепостного права, он с пониманием отнесся к принятому в 1803 году закону «О вольных хлебопашцах», который по сути дела был предвестником реформы 1861 года, отменившей крепостное право в России. Но в ряды тайных обществ декабристов Чичагов никогда бы не встал. Его методы – это реформы, предполагающие разумные преобразования, законодательное искоренение язв и пороков, присущих любому обществу. «Поистине, – писал Чичагов, – как было бы возможно быть полезным любезному отечеству, сделавшись разумным помещиком, приведя в порядок громадные земли, нам принадлежавшия; сколько отрад испытало бы сердце человека, задавшегося целью улучшить быт бедных крестьян, помогать им в их нуждах, быть их другом, сделаться руководителем и просветителем юношества! Как хотелось мне испытать борьбу с нашим рабством и дать новое бытие закоптелым избам многих тысяч наших крестьян» [56] . В качестве практического шага к освобождению крестьян от крепостной неволи П.В. Чичагов «пустил на выкуп» крепостных крестьян в деревнях, пожалованных за его победы в морских сражениях. «За каждую душу мужского пола, кроме женщин, мне выдали по 150 рублей. Цена была назначена мне правительством» [57] , – писал Чичагов в одном из своих писем графу С.Р. Воронцову.

В 1815 году в своих воспоминаниях («Записках») Павел Васильевич сделал предположение, что не пройдет и 50 лет, как крестьяне будут освобождены. Прогноз оказался точным. «Осуждая громко в обществе русских дворян, привязанных к крепостничеству, Павел Васильевич приобрел наименование “якобинца” и “либерала”», – отмечал в предисловии к «Запискам» своего прадеда-адмирала Леонид Михайлович Чичагов. Павлу Васильевичу его недоброжелатели припомнили и то, что на его письменном столе стоял подаренный французским послом Коленкуром бюст Наполеона, военным гением и государственным дарованием которого Павел Васильевич восхищался, оставаясь при этом истинно русским человеком. Доказательство последнего Леонид Михайлович видел в том, что адмирал «в разговорах с иностранцами бранил русские законы, порядки и нравы, а это безусловно врожденный недостаток всех русских людей! « [58] .

Обвинение в том, что Павел Васильевич недостаточно ценил заслуги своих соотечественников, оказывая предпочтение иностранцам, несправедливо и противоречило его собственным убеждениям. Известно, например, что Чичагов в своих мемуарных записках жестоко порицает Петра Великого за то, что он думал развить свой народ с помощью иностранцев и потому лишь направлял его на ложный путь и отнял всякое чувство собственного достоинства в русских. У него есть целая статья об иностранцах, в которой он перечисляет их поименно и доказывает, что, кроме вреда, они ничего не принесли России. «За принятие на службу иностранцев Александром I он укорял императора в письмах, что не было подчас приятно государю» [59] . По словам Л.М. Чичагова, «враги его даже решились однажды донести на него Государю… Они назвали Чичагова революционером; но так как Император ранее их знал мысли Павла Васильевича и понимал, что либерализм его касается лишь освобождения крестьян, то он ответил доносчикам: “Я знаю, что он враг произвола; может быть, он в этом и прав!”» [60] .

Сила оппозиционных настроений в России того времени была такова, что в 1807 году император учредил Комитет общей безопасности, донесения которого ложились прямо ему на стол. Император хотел быть любим народом, а его не понимали, ненавидели, презирали. Он поменял свое ближайшее окружение: место Андрея Будберга занял Николай Румянцев, вышли в отставку и покинули Россию князь А.А. Чарторыйский, граф Н.Н. Новосильцев и граф В.П. Кочубей («молодые друзья»). В Министерство внутренних дел был приглашен Михаил Михайлович Сперанский – человек высокообразованный, гибкий, умный, подлинное светило отечественной бюрократии. Но и его через пять лет отправили в ссылку.

Сперанский предложил Александру проект широких политических, экономических и финансовых реформ, которые должны были сплотить общество вокруг императора. Так, предполагалось учредить Государственный совет, Государственную думу, Сенат сделать высшим судебным органом. Специальная комиссия должна была выработать свод законов по образцу кодекса Наполеона. Сперанский предложил разделить Россию на губернии, округа и волости, каждую из которых должна возглавлять своя дума, составленная из собственников недвижимого имущества (имущественный ценз). Именно они должны были избирать представителей в Государственную думу. По инициативе Сперанского Александр издал указ о придворных званиях, которые не должны были давать права на должность и чин, и о повышенных требованиях к экзаменам на гражданские чины, начиная с VII класса.