– Уф, – выдохнул он, – ну что же, хотя бы в суде…

Роман был занят регистрацией на рейс, Юля – с ним. Чуть в отдалении притоптывал и тихо подпевал сам себе Герман:

– Felicit`a `e tenersi per mano, andare lontano. La felicit`a…

Он не заметил, как со спины к нему зашла дева без определённого возраста с высветленными волосами, развязно жующая жвачку.

– Простите, но, вообще-то, я здесь стояла, – предъявила она ему с вызовом.

Герман сдвинулся и пригласил, не переходя на русский:

– Certo, pure.25

И у той замкнуло. Она растерялась. Центр тяжести ухнул в целлюлитные булки. Она присела и так, на полусогнутых, убежала с визгом прочь от Германа, как от приведенья:

– Аа-ааа-аааа!..

То есть, там – Роман, Герман и Юля дружно рассматривали отметку о регистрации на путевом билете, а здесь тяжело дышала с перепугу пергидрольная отпускница:

– О, мать моя господи – он же итальянец!..

Сбоку к ней, оглядываясь на группу наших друзей, подошла подруга – такая же, но с ребёнком на руках, тёмными волосами, наращенными по верхним векам ресницами до размера лопухов и изрисованными пошлой маникюршей ногтями.

– Ты чё орёшь-то, мать? Заболела?

Тупея на глазах, пергидрольная подруга пробормотала:

– Он итальянец…

– Кто? – засомневалась Ресничка. – Да ладно! А ты чё?

– А я – как дура!

– Ну дык ты, мать, куда суёшься-то? Читать умеешь? Не видишь – Италия, написано. А нас Турляндия ждёт, олынклюзив!

Отдавшись ступору, пострадавшая отпускница ушла куда-то в мечты, как в небытие, откуда подала мрачный, почти утробный голос:

– Мне турки-то как-то не очень. Вот с итальянцем я бы, это самое, с таким удовольствием…

Наклонившись к зеркалу на стене, умасливала губы красной помадой брюнетка тридцати восьми лет, следов которых никто из нас ни за что бы не обнаружил ни на её очерченном лице, ни в её полной достоинств фигуре с выдержанной привлекательностью возраста "в самом соку". Большие чёрные глаза с натуральными ресницами, как опахала; чёткая линия подбородка и естественные брови, заломленные роковым углом; немного впалые щёки и лёгкие скулы как признак хорошей породы – что ещё сказать о ней, чтобы объяснить, как она была прекрасна? Одета брюнетка была в тёмную, облегающую водолазку, а на руку был надет массивный серебряный браслет – простой, но стильный, ярко контрастирующий с загаром её кожи. ПОЛИНА! Как долго я ждал её появления в этом рассказе! Вспоминаю, и глаза сами собой закрываются от эстетического блаженства… Помню, в тот день её бёдра были обтянуты зауженной юбкой средней длины, а по бёдрам по-хозяйски шарили венозные мужицкие руки.

– Руки, пожалуйста, – возразила она тем рукам.

Претендент на тугие бёдра выходить вместе с ней, судя по всему, не торопился. На нём до сих пор были лишь мохнатые тапочки в виде собачьих мордашек, домашний халат, набекрень подпоясанный, да улыбка вожделения, гулявшая по сорокадвухлетнему лицу. Полина позволяла его претензиям быть, ибо они с ним были женаты, супруг состоял как-никак на высокой службе в региональной системе госзакупок и управления бюджетом, а происходило всё в спальне их загородного коттеджа на пятнадцать комнат и четыре санузла.

Полина, растерев помаду губами по губам, выпрямилась – готова.

– Поедем с твоим водителем, – пожелала она, – мой на больничный отпросился.

Супруг зарылся носом в её волосы, прижимаясь всё плотнее, а руку пропустил в разрез юбки:

– А зачем тебе вообще нужен водитель? Ты и сама умеешь: кнопка зажигания, рычаг переключения скоростей…

– Ну, хватит! – отряхнула с себя его руки Полина. Супруг повиновался, убрал шаловливые в карманы халата, но не отошёл – ему нравилась эта непокладистость жены. – Сегодня встреча по тендеру, не забыл? – напомнила Полина, цепляя серьги, кольца и часы. Среди украшений вдруг лёг ей на грудь необыкновенно красивый и дорогостоящий кулон.

Чиновник застегнул замок на цепочке кулона сзади:

– Ты всё переживаешь о своих мальчишках?

Полина ахнула и улыбнулась нежданному подарку. Она коснулась его с интересом, полюбовалась отражением, в которое вторглись и самодовольное лицо одарившего, и надоевшие обои, и неубранная постель на большой кровати, которую с ним давно уже было неприятно делить. Полина развернулась лицом к супругу, ногами попала в лодочки на шпильке, выросла выше супруга, чмокнула его в лобик, выскользнула из объятий и, проходя по комнате, подошла к низкому столику, на котором лежала её сумочка.

– Они очень талантливы, – сказала она. – А дизайн и архитектура это такой бизнес – тут на одном таланте не разбежишься. Им нужен трамплин. Спину им подставить надо, понимаешь?

На словах о спине супруг принялся разминать лопатки и поясницу, точно у него защемило нерв:

– А что мне за это будет?

– Почёт и уважение.

– Ну-ну, – загундел Чиновник. – Не забывай, я работаю на госслужбе, и, если бы я заморачивался о такой ерунде, как почёт, мы бы жили с тобой в панельной "двушке", а ты, как честная жена, каждый день ездила бы на работу и ездила бы туда на маршрутке.