Её трели действительно были подхвачены, но не Романом, а Софией, которая вертелась перед зеркалом в своей комнате на втором этаже их с Мамой загородного дома и примеряла на два размера помельчавшее бикини:

– Феличита! Феличита! – подпевала она и беззаботно красовалась, расправляя плечики и спинку. Вдруг застёжка лифчика лопнула, и тот со свистом слетел с её груди. От неожиданности София впала в лёгкий ступор. – Пицца! – с досадой заметила она и закричала: – Мам, я пирог не бу..! – От напряжения раздался треск и свист. София ощупала попу – это лопнули и слетели трусики: – Паста…

В лёгком сарафанчике с открытой спиной София спускалась на первый этаж. На нижних ступеньках она сбавила шаг, заметив, что на столе, помимо вазы с фруктами, стояла теперь и ваза с большим букетом роз, а под его тенью – ключи от машины и пирог, в котором не хватало мужского куска.

София сверлила глазами Игоря, присевшего поодаль с несчастным куском пирога на тарелке. При её появлении он и разволновался и взбодрился, на лице его возникла хоть и неуклюжая, но всё-таки улыбка. Мама всё пыталась поймать взгляд дочери, чтобы намекнуть уделить ему внимание, но София нарочно игнорировала эту дипломатию и в ответ лишь уничтожала виноград челюстями, а Игоря – глазами.

– Что ж купальник не надела? – сделала Мама попытку начать разговор, подмигнув в сторону гостя.

– А я передумала купаться. В душ схожу, – раздавила виноградину София.

– Значит, так тому и быть – устроим тёплый семейный ужин! – воскликнула Мама и ещё настойчивей "толкнула" Софию взглядом к Игорю.

Та послушалась и действительно направилась к нему:

– Я думаю, мы за об'eдом успеем со всем этим покончить.

При её приближении Игорь поднялся с дивана. Он играл джентльмена, но с тарелкой в руках выглядел неловко и мялся, как дрессированный медведь, пока София сама не взяла его за локоть:

– Сонечка, я… – выронил он.

– Я всё понимаю, – отрезала его София от мысли, развернула и подтолкнула к выходу.

– Соня, я..!

– Всё понимаю.

– Пожалуйста, секунду!

– Давай, Игорёк – дома доешь.

Мистер Успех, потеряв инициативу, сопротивлялся слабо и через секунду оказался по ту сторону двери. Дверь захлопнулась, и стоя на крыльце, он пространно откусил от пирога, пожевал немного, затем, будто опомнившись, развернулся к двери и начал в неё колотиться, как умалишённый:

– Сонька, ну прости же ты меня! Я люблю тебя – ты понимаешь? Я всё для тебя сделаю, всё, что захочешь! Я землю для тебя стану жрать, клянусь! – Тут Игорь обратил внимание, что "жрёт" он совсем не то, что "жрать" пообещал, но дожевал и только потом продолжил: – Я прямо щас пойду и машину тебе новую куплю!

Внезапно дверь открылась, на лице Игоря возникла радость, и прямо в эту радость, как банный веник о чресла, шлёпнулся о выскобленное лицо мокрый и колючий букет. Дверь захлопнулась снова. Игорь остался один, в цветах, отплёвываясь и на вытянутой руке держа тарелку с пирогом.

А по другую сторону двери стояла София и подпирала косяк спинкой. Мама же застыла у окна с зажжённой сигаретой. Она нервничала: ей и Игоря было жалко, и было непонятно, почему София так с ним жестока.

Убедившись, что дверь больше никто не ломает и павианом не орёт, София направилась к лестнице и разогнала сигаретный дым у своего носа:

– Может, ты на улице будешь курить?

Мама ответила с вызовом:

– А я вообще не курю, знаешь ли!

София затылком почуяла этот материнский взгляд, требующий объяснений. Она обернулась.

– Мама! Сколько можно?! Он меня предал! Всё, баста!..

Сколь бы София ни строила из себя взрослую девочку, которая вправе сама решать за себя и за всех, кто от неё зависит, но всё же с матерью ей пришлось объясниться. Этот разговор лишь стоило начать, и уже через пять минут она не могла остановить поток откровения к самому близкому человеку на свете. Мама и дочка сидели за столом лицом к лицу, руки были сложены на столе.

– Я знаю, – продолжала София, – нужно хитрить с молодыми людьми, играть с их чувствами, на долгое ожидание отвечать коротким "ну-ну", щекотать им нервы. Но я ничего такого не умею: манипулировать, провоцировать, просчитывать шаги. Я сама даю телефон и жду, жду, а потом всё равно звоню первой… Я мазохист, мам, да? Извращенец? – Мама накрыла ладони дочери своими. – Я смеюсь, когда мне весело, а если больно – плачу. И я никогда не верила, что так нельзя. Я думала, что м'oй человек полюбит меня такой, какая я есть, а не тот образ, который другая на моём месте выстроила бы с помощью показного равнодушия или других хитроумных средств маскировки.

София всхлипнула, посмотрела в окно – там ветер качался на кронах деревьев. Мама протянула к её лицу ласковые руки, погладила нежно по щекам и вытерла слёзки. София открылась материнской руке, поластилась слегка о родную ладошку, подняла на Маму сверкающие грустью глаза, но тут Елена, словно фокусник, лёгким движением пальцев достала из-за уха дочери лепесток розы, застрявший в волосах. Это немного развеселило Софию, уголки её губ приподнялись:

– А пёрышко синей птицы удачи сможешь вот так же достать?..