– Ваше, Ваше превос... Я Вам тогда не всю правду сказал.

Бенедикт не понял для чего он это говорит; Акакий выдержал паузу и не дождался ответа:

– Бенедикт Христианович! Я после смерти стал призраком. Я отнял шинель у генерала! Я угрожал будочнику. Я Вам солгал!

То, о чем твердит Акакий, больше не имеет значения.

Как и прежде, был вход-выход для всех, кроме него, по левую руку и далеко. Была маленькая дверца в глубине, которой пользовался только он сам. Бенедикт покинул канцелярию через эту дверь, в которой не было ничего волшебного.

***

Там, снаружи, был неподвижный более серый свет с розоватым мерцанием где-то вдали и низкие вихри пепла. Поверхность и здесь напоминает исписанный и плохо затертый бумажный лист. Направления не слишком важны. Кто бы и когда бы ни писал Ад на картинах, творит его созданным из отдельных кусков. Только Данте увидел в нем форму и движение - но у него был проводник. Как бы ни суетились грешные души, они остаются в неподвижности.

Цели у Бенедикта не было - мысль куда-то гнала, и он попытался уйти от нее пешком, как делывал это в юности. А мысль была очень проста и навязчива: "Если в Аду нет ни целей, ни времени, ни смысла - тогда житейские привычки, способы действия, прежние цели будут повторяться снова и снова, пока не прояснятся". Он подозревал, что знает, к чему относится эта самая мысль. Ад сберег его от понимания - кто-то летел навстречу - и сам он шел очень быстро, - встречный стал замедляться, и Бенедикт чуть было не столкнул его с дороги. Этот человек был так же высок и тощ, как и сам Бенедикт, но так и не запачкал белого одеяния и шапочки. "Йозеф, его зовут Йозеф, я вспомнил". Палачи обращаются друг к другу и упоминаются в документах (кроме докладных) только по именам; и оттого их имена теряют всякий смысл.

– Йозеф, здравствуйте!

Доктор поскользнулся на пепле, но на приветствие ответил:

– Здравствуйте. А я к Вам шел.

Он всегда был странноват, а речь его все-таки звучит нелепо, как если бы он специально сохранял подобие немецкого акцента. Вон как засиял, натолкнулся на брата по крови; да вот только крови никакой в нас больше нет... Бенедикт выразил любопытство, которого не было:

– Да?

Ах, энтузиаст! Даже в Аду противно видеть, как разумное вроде бы и даже аристократичное лицо расплывается ухмылкою идиота. Была бы в Аду влага, безумный доктор распустил бы слюни.

– Я поблагодарить Вас, Бенедикт! Те двое, кого Вы мне прислали...

– Никого я не посылал!

Скорее Ад заплачет, чем я начну снабжать тебя людьми! Врач эту мысль прочел и изобразил несуществующее удивление:

– Ну как же? Вот они, копии с Вашего прошения!

Бенедикт перехватил бумажки. Завизировано: Александр Терещенко и Нина Венгерова поступают в полное распоряжение доктора медицины Йозефа Такого-то.

– Спасибо Вам!

– Но как Вы смели - без моего ведома?! Это же дети...

Бенедикт снова дышал - выдыхал, а получались судороги.

– Тем лучше, тем лучше...

Доктор ручки потирает и мелко-мелко кланяется, чего ему по чину не положено. За ним ощущается бледно-золотой свет, а глаза, обычно серые, стали совсем прозрачным - так пишут взгляды святых. "Конечно же, без ведома, Простофиля, - очень заметно думал доктор Йозеф, - ты бы мне их не отдал; упустил, а я перехватил. Не твое, не твое!"

– Но в чем же дело, Бенедикт? То, что они дети - прекрасно, они здоровы.

"Ах ты гадина, - судорожно думал простофиля-столоначальник, - документ с печатью, теперь их не вытащить. Он их замучает"

– Но в чем же дело? Это московиты, просто копии людей, животные?

Пока Бенедикт выдыхал ужас, Йозеф успел сделать такой знакомый вид простофили - дескать, он поступает так, чтобы всем было хорошо, и не может понять, почему...

– Но Вы же сами их прогнали за непригодность, а нам они годятся.

Ужас Бенедикт выдохнул и повис в пустоте:

– Где они теперь?

– Не волнуйтесь, все строго добровольно. Мальчик занимается проблемами боли - ведь в палачи он не годится. А девочка хочет работать с голоданием.

– Так Вы, - задумчиво спросил Бенедикт.
– Соблазнили их тем, что он смогут контролировать собственные тела?

– Само собой. Мальчик - членовредитель и мелкий мучитель, Вы сами это знаете. Девочка стремится изменить внешность к лучшему. Оба они самоубийцы.

– Тела их не слушались. Они их жестоко наказали. Все понятно.

– Естественно. И теперь они смогут контролировать и себя, и других! Они идеально подходят для такой работы.

– И Вы соблазнили их тем, что работа идеально им подходит, что они смогут уважать себя? Наша-то совсем не то, он скучали.

– Ну да, - Йозеф удивлялся дотошности и непонятливости Бенедикта, но тот все еще казался простофилей.

– Мерзавец, - склонил голову набок столоначальник.
– Эти дурак и дура совсем не умеют страдать.

– Но это, - Йозеф превратился в такого уж разумницу (детей перехитрил!) и сказал властно и недоуменно.
– Но это мне и нужно. Разве нет?

– Сволочь! Это мои служащие!
– так сказал Бенедикт, стекая куда-то вниз.