Выписки:

"Наконец он успокоил себя тем, что "схематизм рассудка", вероятно, "навсегда останется скрытым в глубинах нашего мозга", коего "истинное хитроумное устройство едва ли нам удастся выведать у природы и рассмотреть в неприкрытом виде собственными глазами".

Рихард Д. Прехт, "Я - это я? И если да, то насколько?", глава о Канте

In treatment : Хочу знать

В те же дни он пришел на очередную встречу со своим психотерапевтом. И он собирается с духом и рассказывает Анне про город, про тонкие штрихи памяти, про счастье и радость, про пишущую машинку на столе и листы бумаги возле нее. Рассказывает, что, кроме светлой и счастливой, есть и вторая часть - страшная, он собирает ее по кусочкам, стараясь избежать интерпретаций. Но, судя по всему, ему придется иметь дело с последствиями пыток. И ему важно говорить об этом со своим терапевтом, которому он доверяет. Он хочет приходить в терапию весь, целиком, не прячась за чужой маской.

И ему нужна работа с травмой.

Он объясняет:

– Я всячески стараюсь воздерживаться, удерживать себя от интерпретаций. Не придумывать ничего. Не сочинять про себя. Просто собираю эти кусочки.

Анна осторожно замечает:

– Наше сочинительство может быть полезным, очень полезным. Для адаптации.

Он резко наклоняется вперед, сложившись пополам - и медленно, раздельно, с прямым взглядом говорит:

– Я. Хочу. Знать.

И с той же силой:

– Я не хочу ничего сочинять, как бы это ни было полезно. Мне не нужна...

– Адаптация?

– Да. Я хочу знать. Это мое. Я хочу знать, как все было. Это важно. Это про меня.

Записки сумасшедшего: Уточнение

Для меня принципиально важно не только то, что я есть.

Но и то, что я был.

Харонавтика: " Остановимся? Нет "

Сессия N6, 30 декабря 2012

Перед началом сессии он заметил, что хочет сегодня увидеть что-нибудь хорошее. Что-нибудь не только про смерть, но и про жизнь, ведь она была. Была работа, были товарищи, друзья. Была машина и чуть больше ста километров от Сантьяго до Вальпо, наверное, он мотался туда-сюда... Было море - и небо в обрамлении горных вершин. Моря он хочет. Радости.

Они начали работать. И...

Столько страха он до сих пор не встречал там.

Бывало и страшнее в других сессиях, и все-таки в этот раз он сильнее чувствовал страх. И думал: "сам не верю, что я себя туда... сам себя туда, прямо сейчас".

В самом начале, сразу - почти в обморок. Он держался, как мог, но полуобморочное накатывало снова и снова, голова кружилась.

Страх казался невыносимым, как будто весь организм сопротивлялся необходимости заглянуть туда.

Он подумал: товарищи держались. Это помогло ему собраться с силами. И хотя больше всего хотелось бежать оттуда, не оглядываясь, он продолжал смотреть, дышать, смотреть. И ничего не видел. Только страх выше головы. Снова и снова смотрел туда и только чувствовал страх.

Это была странная смесь чувств: ужаса, готовности, собранности и обреченности.

В этот раз он даже не пытался найти основания для этих чувств в той реальной жизни, которую знал здесь. Не пытался спрятаться, заслониться этими основаниями, объяснениями - и чувствовал страх так сильно, как никогда прежде. И ничего нового не узнал.

Он попытался объяснить, что вызывает в нем такой страх, какие мысли - и не смог произнести нужные слова. Тогда он попробовал рассказать о книгах, в которых описаны события того времени, сослаться на рассказы свидетелей и жертв. Но ему едва удалось выдавить несколько бессвязных слов. Отчего-то невозможно было сказать прямо: пытки, убийства; книги, в которых собраны свидетельские показания о пытках и убийствах. Он едва смог выговорить: там говорится... о людях, которые были доставлены... на стадион... в казарму "Такна"... На большее его не хватило. Почему-то невозможно было произносить нужные слова, хотя он знал их, чувствовал их губами. От них губы сводило.

Он снова был готов идти туда, но ничего не получалось увидеть и почувствовать, кроме страха, отупения и тяжелой усталости.

– Дыши.

– А?

– Ты перестаешь дышать. Дыши. Встань, подвигайся. Вот так, хорошо. Всё, остановимся?

– Нет.

Досада, его охватила досада: только страх, только эмоции, никакой информации сегодня добыть не удалось, ничего нового. А он хочет знать, он хочет узнавать, он полон интереса, азарта...

Ах, вот он какой! Здравствуй, я, - сказал он с усмешкой. И вдруг почувствовал себя - молодым. Он как будто знал, что он - сильный, умный, красивый, и все у него получается, и все у него хорошо.