Ромейн проводила его взглядом, проследив, как он закрывает дверь. Кажется, на сей раз ей повезло. Маг прав, ей следует быть осторожнее. Это вполне мог заметить кто-нибудь еще.

Оказавшись в корридоре, Меор задумчиво посмотрел на свою ладонь. Там краснел сильный ожог, который немилосердно болел. Он перевел взгляд на ручку двери, за которую взялся прежде чем войти к своей воспитаннице. Когда он к ней прикоснулся, она казалась раскаленной добела. Ожог на руке свидетельствует о том, что это ему не показалось. Ручка, в самом деле была раскалена. Девчонка не хотела впускать его. Пожалуй, он не зря принял решение обучать ее магическим искусствам. Судя по всему, это ей просто необходимо.

Следовало приложить к руке целебную мазь и смягчить боль. Меор направился к себе, на ходу размышляя о том, что задача, которую он добровольно взвалил на свои плечи, оказалась более сложной.

Глава 3. Родовой знак

Спустя пять лет почти ничего не изменилось. Жизнь текла обычным, размеренным ходом, и все шло своим чередом. Разве что, ненависть Оливетт к мужу стала почти невыносимой. Она никогда не думала, что способна на столь сильное чувство. Ей было противно находиться с ним в одном помещении, женщина избегала на него смотреть за исключением тех случаев, когда иначе было уже нельзя. А его прикосновения вызывали в ней содрогание. Оливетт опасалась, что король поймет, что с ней происходит, но как это ни странно, умный и проницательный Эдуард истолковывал все это неправильно и не приближался к истине, а удалялся от нее. Впрочем, это было неудивительно. Короля никогда не волновали чувства других людей, он просто не замечал их. Иногда казалось, что он сомневается, есть ли у остальных вообще какие-то чувства, не говоря уже о мнениях. Оливетт не сразу поняла это, но когда поняла, то почувствовала небольшое облегчение. Эдуард редко обращал на нее свое внимание, иногда она ловила на себе его взгляд, который, казалось, говорил: "что делает здесь эта женщина?" Это происходило тогда, когда, король соизволял заметить жену. Кстати, сына он замечал гораздо реже и при этом его брови хмурились. Неизвестно, что ему не нравилось. К двадцати одному году Филипп вырос, окреп и возмужал настолько, что в нем трудно было узнать того хрупкого, мрачного паренька, каким он был когда-то. Впрочем, за прошедшее время принц отнюдь не стал веселее. Его красивое лицо сохраняло непроницаемое, холодное и высокомерно выражение.

Оливетт очень хотелось увидеть, какое еще лицо бывает у Филиппа, когда он, к примеру, улыбается, причем, улыбается от души, а не из вежливости. Первое впечатление давно исчезло. Королева уже забыла, что когда-то считала принца отвратительным мальчишкой. Теперь ей очень нравилось наблюдать за ним, а в беседах задавать вопросы, которые не всегда можно было верно истолковать. Королева все сильнее втягивалась в эту игру и пропустила момент, когда можно было остановиться. Игра ее завораживала, заставляла замирать, но ни разу не насторожила. Оливетт слишком полагалась на собственные силы. Впрочем, у нее были для этого все основания. Она была поразительно хороша собой. Наблюдая за Филиппом, женщина многое замечала, а то, что видела, всегда истолковывала в свою пользу.

Неизвестно, когда ей в голову попала мысль, что принц от нее без ума. Но поймав себя на этом однажды, королева начисто отмела все остальные возможности. Теперь все действия Филиппа значили одно: он в нее влюблен. Мрачен, высокомерен, немногословен - оттого, что пытается скрыть свои чувства. Даже его любовниц Оливетт оправдывала теми же мотивами. Принц считает, что королева для него недоступна, поэтому утешается на стороне. Когда в фаворитках Филиппа оказалась признанная красавица Маттин, это только укрепило Оливетт в своих подозрениях, В какой-то момент ей стало жаль его и она решила слегка поощрить мужчину, дать легкую надежду.

Ее планам очень способствовало то, что король уже вторую неделю отсутствовал. Он частенько отлучался по своим делам, забывая брать с собой жену, которая, впрочем, никогда не жаловалась на такое невнимание.

Оливетт начала атаку за обедом. За столом находились только она и принц, который не поднимал глаз от тарелки. "Бедный мальчик, - подумала женщина, - как он переживает и старается скрыть свои чувства. Но я все равно их вижу".

– Как вы мрачны, Филипп, - заговорила она, улыбаясь, - скучаете?

Филипп взглянул на нее и коротко мотнул головой:

– Нет, матушка.

– О, умоляю, я ненамного старше вас. Почему вы называете меня матушкой?

– Вы жена моего отца, - пояснил принц, отрезая мясо и аккуратно отправляя его себе в рот.

Оливетт понаблюдала, как он жует и сказала:

– Но мы можем быть друзьями.

Филипп вновь бросил на нее взгляд, который посторонний наблюдатель назвал бы тяжелым, но королеве он показался совсем другим.

– Разве вы против, Филипп?

– О нет, матушка,

– Это звучит смешно. Называйте меня иначе.

– Все женщины, старше меня годами, вызывают во мне благоговение, - произнес Филипп смиренным тоном.

– Переставьте же, Филипп, это абсурдно. Неужели, вы относитесь ко мне, как к женщине, которая заменила вам мать? Нет. Я знаю, что нет. Тогда, как?

– Жена, моего отца, имеет право на мое уважение.

– И на любовь?
– закинула удочку Оливетт с легкой улыбкой на губах.

– Как же мне не любить женщину, которая заменила мне мать, - съязвил принц.

Королева вспыхнула.

– Вы все-таки сердитесь. Но на что? Когда, я выходила замуж за вашего отца, я не знала, что его сын будет так ко мне относиться, - на ее лице появилась обида.

– Простите, - отреагировал Филипп, впрочем, должного сочувствия в его голосе не наблюдалось.

– Вы несносны, - Оливетт вскинула голову с грациозностью кошки.

Это всегда производило на мужчин неизгладимое впечатление. Но Филипп в это время занимался мясом на тарелке и ничего не заметил.