А получилось всё так.

Сначала был выстрел, резкий крик. Потом отозвались на церкви колокола — тогда уже беспорядочно застучали ружья. Степан первый взглянул на гадячскую дорогу: из лесу пробивают след всадники... Выстрелил. И закричал.

Пока церковный звон растревожил мёрзлый воздух, шведы уже начали охватывать крепость быстрой конницей, чтобы пробиться на бобрикскую дорогу, отрезать отступающих, однако из местечка раздались команды. Царская конница, опережая нападающих, в снежной пыли, в криках да в конском ржании, уже подминала копытами дорогу.

На валах мелькнула прыткая фигура полковника Фермора. Он в огромной шапке с пёрышком. Стеной выросли солдаты.

— Стреляйте из пушек! — бросился к полковнику Степан. — Быстрей!

Полковник даже не взглянул на малорослого казака, однако оттолкнул пушкарей в широких кожухах с длинными рукавами и собственноручно навёл тёмные стволы. Затем махнул рукой. Всё исчезло в чёрном дыму. Пушки вскоре ещё послали огонь, и крик замер у врагов в горле. Они уклонились как можно дальше в лес, не оставляя тем не менее своего намерения угнаться за русской конницей, которой командует сам генерал Ренне. Однако кавалеристы генерала Ренне вовремя просочились из местечка, а в крепость сбежались те, кому в ней оставаться...

— Заваливай ворота! — закричал полковник.

Степан первый исполнял приказы коменданта. Опасное место торопливо забили мешками с землёй, забросали старыми возами, брёвнами — всё это заранее приготовили, ожидая осады. Степан осмотрел результаты — надёжно! Казаки и солдаты следили с валов, что намерены предпринимать враги.

Из лесной глуши, где шведские колонны прятались от пушечного огня, вырвалось несколько всадников с белым длинным полотнищем. Сдерживая высоких коней — уже пробиты следы! — всадники медленно приблизились. На вал прилетела бумага, привязанная к увесистому камню. Кто опередит Степана? Полковник Фермор взял цидулку из его рук. За чтением тугие щёки и тонкая шея наливались кровью, на шапке колыхалось пёрышко, пока глаза не упёрлись в подпись. Полковник будто привял, но, косясь на подпись, крикнул:

— У меня царский приказ, господа супротивники!

Шведы отъехали. Полковник заговорил с офицерами на чужом языке. Один среди них, русский, пояснил собравшимся людям:

— Супротивник требует сдать фортецию. Если возьмёт её сам, так всех расстреляет. Господина полковника, грозит, повесит на воротах!

— Так почему не берёт? — снова первый засмеялся Степан.

Дальше веселились все. Даже офицеры.

Смех скользнул по крутой улочке на ярмарочную площадь.

Петрусь и Галя тоже стояли на валу. Галя в казацкой одежде, с саблей в руках, снятой из-под хозяйкиных икон. Казак толкнул девушку в бок, словно боевого побратима:

— Слышишь? Возьмут! Как же...

Вслед шведам свистели. Те отъехали уже изрядно, но всё равно пришпорили своих высоких коней.

— Продержимся, пока подоспеет помощь! — верили защитники.

Неделю спустя Петрусь сидел на валу возле костра, поворачиваясь к огню то боком, то спиной. Поверхность вала отражала огненные языки. Вал уже несколько дней поливали водою, доставляя её из колодцев и от реки вёдрами, корытами, цибарками. Вода стекала, ров становился глубже, а вал, наоборот, делался выше от ледяной коры, — казалось, по скользкой поверхности наверх не взобраться, пусть и не пытаются враги нести свои лестницы.

В предстоящий штурм верили уже все.

Ещё в первый день, как только шведские всадники привезли пропозицию о сдаче и получили решительный отказ всего гарнизона, в лесу стали вырастать снежные валы и за ними вспыхнули костры. Правда, главные силы король повёл было вслед за конницей Ренне, но никого не настиг — помешали снега и морозы. Под Веприком он тоже задержался недолго и отправился в другом направлении. Перебежчики говорили — под Зеньков. Тамошние хлопы не пускают солдат к себе обогреться.

Кто знает Зеньков, те уверяли, что там низенький вал, а войска нет, ни казацкого, ни царского. Только мурованные купеческие погреба. Да в погребах не отсидишься. Долго ли продержатся хлопы?

По приказу рыжего есаула Петрусю пришлось вместе со Степаном да ещё со многими дозорными, и казаками, и солдатами, следить за шведами. Вокруг крепости горели костры. А как выше поднялось солнце — пришло много людей, и за каждым движением во вражеском стане стали наблюдать сотни глаз. Там — тихо. Только дымы до неба.

— Эх, и злится враг! Ночь на морозе! — подытоживал Степан, мостясь возле костра так, чтобы и тепло веяло в бок, и полежать можно было, и лес видеть. Он нарочно отпросился у своего сотника Дениса, надеясь, что здесь скорее встретится с врагом, нежели в поле, в лесу. Его тревожило каждое слово о том, что швед, может быть, удержится от приступа.

— Но и там есть хаты?

— Известно, — отвечали Степану. — Но не все поместятся. Старшины у них в тепле. Старшины — везде старшины. Простому человеку — мороз!