– Пошли, - сказал ей жандарм и кивнул врачу, - На всякий случай, постойте тоже рядом.

Когда Анну вернули в карцер, врач дал девушке таблетку от температуры, которая уже начала подниматься.

– За что?.. – плакала Анна, - Он моей девичьей чести оскорбление нанес, вполне адекватная реакция с моей стороны.

– Успокаивайся, не нагоняй себе температуру дополнительно, - сказал врач, - Вечером еще раз приду.

Порадовавшись, что хотя бы в централе врач более адекватный, чем на Карийской каторге, Анна закрыла глаза и придремала.

Девушке снилось что-то непонятное, но на темы околоприютской жизни. Проснувшись, Анна снова закрыла глаза и лежала в каком-то небытии, пока к ней снова не пришел врач.

– Не спадает температура, - вздохнул он и сказал жандармам, - В больницу ее переводить надо.

Услышав то, что начальник острога категорически против того, чтобы Анну из карцера переводили в больницу, врач решил сам с ним переговорить.

– Если Рядченко умрет, вам же бумаг много писать придется, как это произошло и почему, - слегка драматизировал ситуацию врач, - Моя хата будет с краю – я приходил в карцер, я давал препараты, а перевести девушку в больницу мне не дали. Виноватым останусь явно не я.

– Черт с ней, переводите, - сказал начальник, - Надо же, какая тонкая душевная организация, сразу на тебе, и температура, и умирает.

Пролежав до мая в больнице, Анна вылечилась и была очень благодарна врачу за то, что он не оставил ее в карцере.

– Ну ты что так реагируешь-то? – сказал он напоследок девушке, - Температуру под сорок выдаешь от волнений, ну разве это нормально? Тебе еще полтора года досиживать, постарайся уж как-то реагировать на все менее остро.

Вернувшись в камеру, Анна с тоской подумала о том, что ей сидеть еще полтора года и что вряд ли ей светит условно-досрочное освобождение и выход на поселение.

========== Последние месяцы заключения ==========

Подсчитав сроки заключения, Анна поняла, что половина уже прошла. Осталась вторая половина.

И снова девица начала тосковать по Москве. Только, в этот раз, гораздо сильнее, чем несколько месяцев назад, зимой.

«Ведь я не так далеко от Москвы нахожусь, совсем рядом, не в Сибири, а выйти не могу», - подумала девица.

В глубине души Анна даже на какие-то мгновения задумывалась о побеге, но в эти моменты она сразу вспоминала, как ее возвращали в централ, как она сидела в карцере и боялась лишний раз пошевелиться, и мысли уходили туда, откуда появлялись.

Так как Владимирский централ был пересыльной тюрьмой, заключенные там менялись часто. И девица привыкла к тому, что вокруг нее все новые лица. Но вдруг у девицы началось новое весеннее обострение: она снова вдруг вспомнила то, из-за чего попала в неволю и кто в этом виноват.

Причиной этого обострения послужило то, что начальство, видя как успокоилась девица, если судить по рассказам с Карийской каторги, решило больше не изолировать ее от политических заключенных. Анна постоянно слышала от новых людей, что они осуждены по политической статье, какая нехорошая власть в стране и начинала потихоньку закипать. А то, что ее зачем-то перевели в камеру к политическим, немало шокировало девушку.

Но последней каплей для Анны стал следующий эпизод.

Девица сидела среди заключенных. Слышащиеся отовсюду песни, вроде «Замучен тяжелой неволей» и «Вы жертвою пали» потихоньку подогревали злобу девицы, но не послужили бы причиной большого конфликта.

Вдруг к Анне обратилась одна женщина:

– Ты что сидишь сычом в углу, айда с нами, песни петь и власть ругать. Ничего пока сделать не можем, так пусть хотя бы языком потреплем.

– Не хочу, - ответила Анна.

– Да не стесняйся ты, - начала убеждать ее женщина, думая, что Анна просто боится, - Здесь все свои, никто не сдаст.

– Нет здесь своих, нет и быть не может! – вдруг закричала Анна, - Свои в приюте остались, хотя и там их нету, пораскидало по всей Москве, кто у сапожника в учениках, кто в лавке служит, а кого с фабрики в Забайкалье забрали.

– Тише, тише, - начала успокаивать ее женщина, - Не волнуйся только. Сама же видишь, власть какая поганая, всех пораскидало, одна ты осталась. А во всем царь виноват.

Знала бы женщина, что будет дальше, ни за что бы не подошла к Анне. Девица накинулась на нее с кулаками и периодически крутила головой по сторонам, в поисках чего-нибудь тяжелого.

– Да вы все виноваты в том, что страну разваливаете! – кричала Анна, - А царь если и виноват, то только в том, что слишком мягко с вами, б….ми, обходится.

Краем глаза Анна увидела нож и схватила его.

– Тише, - начали говорить все со стороны, - Нож положи, мокрушницей* станешь, жизнь себе испортишь.

– А я ее и без того испортила уже, когда с этой нечистью связалась, ненавижу вас всех, - кричала Анна.

Тем временем, в камеру уже вбежал конвой и начал оттаскивать Анну от других людей, в которых та вцепилась мертвой хваткой.