«Быстрее бы уже все заканчивалось, а то сил моих больше нет…» - подумала Анна, - «Сколько там, год и месяц осталось? И, что самое обидное, прошения не удовлетворяют, не дают раньше срока выйти. Как в камеру вернут, буду снова писать, хотя бесполезно это…»

* на каторгу

К весне 1889 года Анна успела пару раз устроить беспорядки в одиночке, так же, как и в одиночном заключении в Забайкалье, полежать на лавке и вполне заслуженно получить плетью, поскучать в карцере и все-таки успокоиться. Девушка решила, что своими криками, что она попала в заключение практически ни за что, она ничего не добьется, а только сделает себе хуже. Ближе к августу месяцу Анна окончательно успокоилась и решила ждать окончания срока заключения, попутно непрерывно строча прошения о досрочном освобождении.

– Неужели ты не понимаешь, бесполезно тебе все это писать! – недовольно буркнул жандарм, принося Анне очередной отказ, - Я же тебе давал как-то раз характеристику твою почитать, неужели непонятно? Вроде, грамотная, читать-писать умеешь, а не понимаешь, что с такой характеристикой тебя никто раньше срока не выпустит.

Анна действительно однажды прочла в характеристике, что она «агрессивная, склонная к насилию и побегам», «регулярно подвергающаяся наказаниям со стороны администрации», а по словам жандармов из Забайкалья «категорически не желающая работать и совершенно неисправимая». Девица была не согласна с этими словами, о чем и писала в прошениях, однако, все это было бесполезно.

Пару раз Анна просилась отправить ее на работу, однако, начальство стояло на своем – девица не должна встречаться с другими заключенными. Сейчас она спокойна – так нечего провоцировать человека на новые беспорядки.

Но вскоре эту точку зрения пришлось изменить: чувствуя, что она больше не может находиться одна, без общения, девушка начала разговаривать сама с собой вслух и петь. Никакими усилиями прекратить это не удавалось, поэтому Анну решили перевести в общую камеру, к уголовникам. Там девица быстро адаптировалась, начала снова рассказывать сказку про пропавшую лошадку, остальные заключенные – все так же ей не верить, Анна – считать, что пусть лучше все думают, что она с этой лошадкой что-то сделала, чем знают, что она политическая. Заключенные сменяли друг друга, а Анна оставалась в централе. Девица выходила на работу, раскрашивала матрешек и начала обратный отсчет дней до освобождения.

Октябрь 1889 года. Последние дни своего срока Анна досиживала, буквально, считая часы. Девушка все ждала того момента, когда она вздохнет полной грудью на свободе. И вот, этот день настал. Получив на руки все необходимые документы и узнав, что деньги, заработанные ей за эти годы, были переведены на ее счет, девушка в сопровождении жандармов поехала в Москву.

Анна знала, что она должна будет отметиться в полицейском участке о прибытии, встать на учет и ждать дальнейшего маршрута, что ей делать дальше.

Всю дорогу девица плакала от счастья, ведь теперь она может начать жизнь заново, но вместе с этим ее беспокоило, как жить дальше и что делать?

– Анна Харитоновна Рядченко, освободилась 1 ноября сего года, - сказала девица в участке.

Участковый записал в журнале о прибытии девицы и сказал:

– Значит так, на фабрику больше не пойдешь.

«Уже хорошо», - подумала Анна, - «Однако, куда отправят меня? Может, в еще более худшее место».

Понимая, что ей светит ссылка и выход на поселение где-то в более глухом месте, так как после каторги еще никого не оставляли в Москве, Анна грустно смотрела на жандарма.

– До весны 1891 года будешь жить в приюте и работать там нянькой, бесплатно, за еду, не получая зарплату, - сказал жандарм, - Это вместо ссылки, а то устроишь еще там чего-то. А потом – свободна, делай что хочешь.

О прибытии Анны в Москву сообщили Авдотье Исааковне и девушка прождала некоторое время в полицейском участке, пока за ней не придут.

– Мама! – плакала Анна, обнимая воспитательницу, - Вернулась Нюрка, как раз через три года. Не отпустили досрочно, все отсидела, от звонка до звонка.

– Доченька, - тоже прослезилась Авдотья Исааковна, - Я за тебя переживала, все думала, как ты там. Покажи хоть ручки, как они, нормально?

– Сошли следы от кандалов, еще два с половиной года назад, - ответила Анна, - Через три месяца, как их сняли. Мамочка, милая, простите меня за то, что я о вас плохо думала, пока жила в приюте. Думала, что вы сильно бьете. Нет, в Забайкалье, а потом в централе я поняла, что вы просто гладили аккуратненько.

Всю дорогу успокаивая Анну, которая постоянно плакала, Авдотья Исааковна привела девушку снова в приют и сказала:

– Сейчас посидим, поговорим, потом я покажу тебе твою комнату, где ты будешь жить и расскажу, что тебе предстоит дальше. А пока что посиди, отдохни.

– Хорошо, мама, - согласилась Анна.

========== Возвращение к прежней жизни ==========

Авдотья Исааковна показала Анне небольшую комнату, располагавшуюся рядом с прачечной и сказала:

– Ну вот, Нюрка, теперь ты тут будешь жить.

Анна оглядела комнату – обстановка была скромной, но к другому девушка и не привыкла: кровать, маленький столик, тумбочка и вешалка на стене.