— Все хорошо, птичка.

— Не стоит обнадеживать девочку, Элайджа, — усмехается Клаус и на его лице появляются милые ямочки, — Марсель и Ребекка уже едут сюда. Через несколько часов ты все вспомнишь, и сам захочешь поехать со мной в Новый Орлеан. Поэтому прекрати этот театр абсурда. Отпускай девчонку. Ну, или дай мне ее выпить.

— Ты к ней и пальцем не прикоснешься.

— Ты что же даже не пил ее? — закатывает глаза Клаус, — только трахал?

— О чем он говорит, Элайджа? — дрожащим голосом спрашивает Ева, поднимая на вампира испуганные глаза, — что значит «не пил»?

— Ну же, скажи, братец, — улыбается гибрид, — ей все равно придется стереть память.

— Элайджа… — расширяет глаза Ева, — что…что происходит?

— Ты трахалась с вампиром, дорогуша, — отвечает за брата Клаус, наслаждаясь страхом вспыхнувшем в глазах девушки, — с первородным вампиром, если быть точнее.

— Я… о небеса… что за чушь…

Но подняв глаза на Элайджу, она понимает, что сероглазый мужчина говорит правду. И мелкие детали, вроде невероятной силы, скорости, острого слуха, невозможности иметь детей, складываются в одну ясную картину. Ева дрожит, пытаясь вырваться из мужских объятий.

— Отпусти, я… О, боже, как такое вообще возможно? Кто вы такие?!

Элайджа не выпускает девушку из своих рук, обхватывает ладонью ее испуганное лицо, заставляя смотреть ему прямо в глаза.

— Все хорошо, Ева, — медленно говорит он, — я тебе все объясню. Никто не причинит тебе вреда, клянусь. А сейчас тебе лучше пойти домой.

— Хотя бы сотри ей память! — вмешивается Клаус, делая шаг в сторону брата.

— Жди меня, Ева, — уверенно говорит Элайджа, глядя в бездонные черные глаза, не обращая внимания на недовольство гибрида, — я скоро приду. Не открывай никому дверь. Все будет хорошо, птичка. Ты мне веришь?

Девушка только едва заметно кивает.

— А сейчас иди.

Укрывшись простыней, Ева натягивает прямо на голое тело джинсы и футболку и делает шаг к двери. Уже на пороге Элайджа притягивает ее к себе и под насмешливым взглядом Клауса целует дрожащие губы. Ева поднимает лицо, гладя прямо в спокойные темные глаза, и, тихонько вздыхая, возвращает ему поцелуй, на что вампир улыбается, и, выпуская ее из объятий, подталкивает к двери.

— Да ты влюбился, братец, — щурит серые глаза Клаус, когда за Евой закрывается дверь, — не слишком ли она… молода для тебя?

— Не твое дело… Никлаус, — цедит Элайджа, надевая рубашку, — так я по твоим словам тебя называю?

— Я смотрю, твой стиль не изменился, как и характер, — со смехом отзывается Клаус, — ты совсем ничего не помнишь?

— Очень смутно, — неохотно отвечает вампир, сводя брови, — какие-то обрывки. Ты, светловолосая девочка…

— Это Хоуп! — довольно улыбается гибрид.

— …зеленоглазая испуганная девушка…

— Видимо, Хэйли, — вскидывает бровь Клаус.

— И я, что же, был влюблен в нее?

— Всем казалось, что да, — после некоторого молчания отвечает гибрид, и его лицо мрачнеет, — вы расстались перед тем, как ты… как Марсель стер тебе память.

— Я хотел начать жить заново. Почему?

— Давай подождем Ребекку, — хмурится Клаус, — Марсель вернет тебе воспоминания, и ты сам все поймешь. В том числе и то, что я не лучший рассказчик. А пока, может, угостишь меня бурбоном? Кстати, вполне милый городок…

Ева бежит по узкой улочке к своему дому, едва различая дорогу из-за застилающих глаза слез. Она понимает, что нужно успокоиться, что не должна пугать волнующегося за нее Себастьяна, но ничего не может с собой поделать.

Слова брата Элайджи, а в этом обстоятельстве Ева теперь не сомневается, все еще звучат в ее голове, отдаваясь глухой болью в сердце.

Ты ведь слишком любил Хоуп. И Хэйли.

Ты трахалась с вампиром, дорогуша.

И девушка не знает, что волнует ее больше. То, что ее возлюбленный — вампир, или то, что у него есть другая, которую он вспомнит через несколько часов. Это похоже на какой-то театр абсурда, но в глубине души Ева знает, что все сказанное Клаусом — правда.

Именно поэтому Элайджа был так не похож на всех остальных мужчин. Именно поэтому она в него влюбилась.

Ева качает головой, стараясь избавиться от этих непрошенных мыслей, но тут же вспоминает слова вампира о том, что не имеет смысла врать самой себе. Вот только теперь у ее чувств нет никаких надежд для взаимности.

Девушка верит тому, что говорит ей Элайджа, но проблема в том, что его слова сказаны до возвращения к нему воспоминаний о прошлом. О его семье. Которая, Ева в этом абсолютно уверена, значит для вампира больше всего на свете. И уж точно дороже ему, чем маленькая дурочка, продавшая свою невинность.