Шрифт:
Галина Матвеевна, наверно, догадалась, что при полном отсутствии слоя подкожного жира у меня нет шансов уберечься от переохлаждения в ледяном потоке пролива, и поспешила мне на выручку. Она подплыла ко мне так близко, что я ощутил сладостное прикосновение ее груди, и, глядя в мои испуганные глаза, заговорила тепло и мягко:
– Толя, пожалуйста, не торопись! В воде одним движением не согреешься! Лучше подожми коленки к животу и немного полежи, а я тебя придержу или обниму – я горячая, как печка!
Мне вдруг стало стыдно за себя, такого слабого, которого надо спасать. Я напыжился и почти проскулил:
– Не надо держать и обнимать, я справлюсь сам.
– Прошу тебя, не упрямься! Ну, сгруппируйся!
– Хорошо! – ответил я и крепко прижал коленки к животу.
Я знал, что в таком положении на выдохе тело устремится вниз, но достаточно слабого гребка рукой или ногой или глубокого вдоха, чтобы оно перестало тонуть и само всплыло. Следовательно, чередуя вдох и выдох с легкими гребками, можно продержаться на воде целую вечность. Груз на поясе вынуждал тратить чуть больше энергии, но я быстро приспособился и, балансируя на границе воды и воздуха, строго выполнял указания учительницы. А она тем временем достала из сумки полотенце, обернула его вокруг моей спины, один его конец заколола булавкой на моей шее, а второй заправила под тесемки, которыми была привязана к пояснице сумка, и приникла ко мне действительно горячим телом. Минут через пятнадцать мне стало легче, но сначала я почувствовал моральное облегчение при виде булавки, потому что ей (по рассказам старших) можно было снять судорогу, уколов в окоченевшую мышцу.
Пока Галина Матвеевна возилась со мной, течение отнесло нас почти к краю косы, оказавшейся совсем близко. Но самое главное – вокруг нас струилась теплая вода. Я посмотрел вниз и – о радость! – увидел не синюю холодную бездну, а желтое песчаное дно со следами ряби, над которой парила огромная камбала. Присмотревшись, заметил вторую, третью, потом четвертую рыбину. Я невольно потянулся к сумке, где в боковом карманчике лежали две обычные вилки, – они-то и понадобились мне как орудие лова (в нашей деревне все мальчишки умели колоть сонную рыбу, а я овладел этим искусством в совершенстве). Через минуту моя вооруженная рука коснулась дна и оказалась рядом с плоской рыбьей спиной. Камбала не испугалась моей тени и продолжала спокойно плыть над крошечными дюнами – было видно, как вздымались под ее колышущимися плавниками легкие оранжевые тучки. Рыба не изменила темпа движения даже тогда, когда я приставил вилку к плоскому хребту, и это была ее роковая оплошность. В следующий миг я вонзил свое оружие в широкую спину и почувствовал, как рыба бьется в предсмертных конвульсиях.
Увидев мою добычу, Галина Матвеевна сказала строгим голосом:
– Толя, не выбивайся, пожалуйста, из ритма! Нам еще плыть не меньше часа, это, может, просто мелководье, а вдруг дальше начнется новое течение. – Она, наверно, хотела сказать «холодное течение». Но в следующую минуту изменила тон и воскликнула: – Какой ты молодец – мне так хочется свежей рыбки! Давай помогу тебе!
Я посмотрел на учительницу – она улыбалась сквозь слезы, и догадался, что моя спасительница сильно переживала за меня и теперь плачет от радости, оттого, что мне удалось выплыть, перенести собачий холод и не просто вернуться в нормальное состояние, но и поймать великолепную камбалу! Обуреваемый желанием сделать для своей спасительницы еще больший подарок, я снова нырнул и через минуту вынырнул, держа в руках другую рыбину.
– Что ты делаешь?! Нам не справиться с одной великаншей, а ты устроил грандиозную охоту! – Галина Матвеевна снова попыталась быть строгой.
– Хорошо, это последняя рыбка, давайте возьмем этих великанш!
– Я тоже так думаю! – согласилась она.
Я все же нырнул еще пару раз, потому что заметил на дне несколько подозрительных предметов. Они сильно заросли ракушками и занеслись песком, но ошибиться я не мог – это были минометные мины. Метров через сто я снова нырнул и понял, что не надо плыть к затопленному кораблю в Феодосии, чтобы найти боеприпасы, – здесь ими усеяно дно. Остаток пути мы плыли как перегруженные лодки, но это не мешало нам радоваться жизни, много разговаривать, вспоминать наши прогулки по лесу и весело смеяться, потому что солнце не слепило глаза, не было вокруг ледяной воды и мы наконец переплыли Керченский пролив. Однако мощное течение вынесло нас не точно на косу, а к мелкой протоке, отделявшей от косы желтый островок.
– Куда пойдем: на остров или на «материк»? – спросил я у Галины Матвеевны.
– Конечно, на остров! – ответила она с нескрываемым задором. До острова, правда, было метров на триста дальше, чем до «материка», но принятое решение вызвало в моей душе чувство гордости, и я тоже попытался шагать бодро и непринужденно, хотя так хотелось поскорее замереть, подставив продрогшее насквозь тело жарким лучам солнца.
Едва ступив на сушу, я закричал во все горло: «Ура!» и упал на горячий песок. Нет большего наслаждения, чем ощущать, как после жуткого холода в твое тело переливается тепло земли и блаженно растекается по охлажденным конечностям! Я кувыркался на жарком песке, который быстро охлаждался под моей продрогшей плотью, и не заметил, как уснул.
Галина Матвеевна разбудила меня осторожным щелчком по носу.
– Эй, лежебока, пора собирать дрова и готовить еду! Или ты навострился здесь ночевать? – в ее голосе звучали веселые и ласковые нотки, от них в сердце вливалось блаженство.
– Мне приснилась большая мина, – ответил я сонным голосом, хотя уже не спал и готов был сделать для своей учительницы все, что она пожелает.
– Не составит труда найти их наяву: здесь шли тяжелые бои, отсюда неоднократно высаживался керченский десант, и плавали в тыл врага разведчики. Но нам нужны дрова!
– Сейчас принесу их огромную охапку! – я отчеканил так уверенно, будто точно знал, что в ста метрах отсюда застыла на голом песке целая роща сухих тополей.
– Нет, подожди минутку, давай сначала проанализируем первую часть нашего путешествия и посмотрим, когда и как будем возвращаться домой. Итак, мы вышли на берег в восемь часов пятьдесят пять минут, то есть плыли четыре часа. Предположим, нам следует прибыть в Синягино не позднее двадцати двух часов, значит, теоретически мы можем оставаться на косе до шести вечера. Но чтобы упредить течение, нам надо пройти километров пять вверх по суше, это значит час, перед этим два часа отдохнуть и час оставить как резерв.