— Ясно, — протянул я после долгой паузы. — И давно ты знаешь?

— Давно.

Я не стал спрашивать, от кого. Скорее всего, Альпин проболтался. Или сама догадалась. Она всегда была умницей.

— Тогда какого гриска ты заставила меня работать телохранителем?! Сама знаешь, пользы от меня сейчас…

— Пророчество, — напомнила княгиня. — Не все и не всегда решает сила.

— Уверена, что верно поняла его? Насколько я знаю, Вала обожает загадки и метафоры.

— Уверена, — Иса коварно улыбнулась. — Подумай: что станет с твоей девочкой? Она тоже многим успела перейти дорогу. Я не буду защищать ее, если ты позволишь убить себя и тем самым поставишь под угрозу жизнь моего брата.

Она знала, чем меня зацепить. Я скрипнул зубами, признавая правоту княгини. Конечно, Августа или Джанис возьмут Франческу под свое покровительство, но для этого им надо сначала добраться до Рондомиона.

Из всех Стражей в городе сейчас только Риэн.

— Хочешь, чтобы я утешил молодую вдову? — восторженно переспросил этот поганец, когда я сразу после разговора с княгиней пришел к нему с просьбой позаботиться о Франческе, если со мной вдруг что-то случится.

Мое длинное и заковыристое объяснение, что именно я сделаю с утешителем, братец выслушал с явным уважением.

— Ну ты силен, — восхитился он, когда я иссяк.

— Брал уроки у Фергуса. Так что насчет обещания?

— Конечно. Когда я отказывался защитить хорошенькую, молоденькую… ай, Элвин, прекрати! Это не смешно!

— А по мне, так забавно, — ухмыльнулся я, наблюдая, как он барахтается, пытаясь подняться на паркете, покрывшемся тонкой коркой льда. — Но раз ты просишь…

Лед превратился в воду, и пришла пора Риэна делиться своими познаниями в лексиконе выпивох и наемников.

На шум в коридор заглянул кто-то из фэйри, узрел мою физиономию, побледнел и ретировался.

Да я просто душа компании, не так ли?

— Слушай, а твоя сеньорита точно захочет иметь со мной дело? — спросил Риэн, успевший встать и щелчком пальцев высушить костюм. Вторым щелчком братец убрал лужу посреди коридора. — Она же меня не помнит, правильно?

— Она тебя видела, когда проснулась.

— Но ты почти сразу меня выставил. Даже не представил.

Я вздохнул:

— Ладно, сегодня вечером.

Надо постучаться. Попросить Франческу спуститься, познакомить с Риэном, ожидавшим в гостиной, но я медлил, прислушиваясь к словам известной баллады:

Отличный выбор песни, не так ли? Возможно ли более наглядное объяснение, где она видела меня со всей моей заботой?!

Она пела, а я слушал. Деревянный косяк трещал и крошился под нажимом металлических пальцев. Ноющая боль в левой руке, ставшая моей вечной спутницей в последние дни, вдруг разом улеглась. Я вообще ничего не чувствовал и не слышал, кроме голоса за дверью:

Вот так-то.

Не сегодня, так завтра она уйдет. Не зря же потребовала снять ошейник.

Десять лет вместе… Много и ничтожно мало.

Это были счастливые годы. Не все и не всегда было гладко — у меня скверный характер, да и сеньорита не сахар. Но мы вместе учились не превращать семейную жизнь в поле боя.

Помню, первое время после печального знакомства с кинжалом Марко, еще до того, как я обзавелся протезом, все время порывался что-нибудь сделать отрубленной рукой. Открыть дверь или перелистнуть страницу в книге.

Вот и сейчас так же. Я постоянно вспоминал наши общие шутки, ловил себя на желании рассказать что-то Франческе и унимал порывы купить ей какую-нибудь мелочь.

Все равно не примет. Подарки она швыряла мне в лицо с таким видом, будто я предложил ей переспать за деньги.

Мне не хватало Франчески по ночам и не хватало днем. Ее голоса, улыбок, искреннего интереса, ненавязчивой заботы. Ее ласк, поцелуев, стонов, нашей любимой игры в маленькую ханжу, когда она сопротивлялась, чтобы сдаться.

К хорошему быстро привыкаешь. И начинаешь воспринимать как должное, к сожалению.

Она уйдет. И я мог бы остановить ее. Снова надеть ошейник, запереть, заставить.

Но я помнил уроки прошлого.

Десять лет назад я отпустил Франческу, а она простила и осталась со мной. Я бы не простил на ее месте. Ошейник в первую очередь.