— А почему Паола не пошла с нами? — спросила я после бани, распаренная и совершенно счастливая.

Фэйри и полукровка переглянулись, и Фэй тихонько захихикала:

— Ему… ей нельзя. Не положено.

— Да уж, визгу-то будет, — улыбнулась Тильда.

Мне, конечно, никто ничего объяснять не собирался.

Спать меня определили в палатку Фэй, что привело скрипачку в полный восторг.

— Смотри, как здорово, — втолковывала она мне, устраивая постель. — Мы почти одинаковые. Ты рыжая, и я рыжая. Ты музыкант, и я музыкант.

— Ты не рыжая, ты красная, — смеялась я. За ужином все пили эль, и, кажется, я немного перебрала, потому что не чувствовала обычного смущения. Были только радость, интерес и благодарность к этим существам, бескорыстно приютившим меня.

А Фэй действительно была красная. Тонкие волосы ее кучерявились, завиваясь в легкие кудряшки. Вместо того чтобы разглаживать и укладывать их, как делали человеческие модницы, полукровка собирала и перевязывала пряди разноцветными ленточками. Бантики торчали из ее головы под немыслимыми углами, но странным образом это ей шло, придавая вид шаловливый и дерзкий.

— Зато ты — рыжая. Причем везде, я в бане видела.

Я смутилась от такого заявления, не зная, как реагировать, а неутомимая девчонка с визгом «Битва рыжих! Должен остаться только один!» повалила меня на постель и вовлекла в борьбу.

Я не была готова к такому повороту, к тому же боялась сделать ей больно, применив силу, поэтому предсказуемо проиграла.

— Ну, и что получает победитель? — хитро прищурилась коварная Фэй, восседая на мне сверху и удерживая запястья. Хватка у нее была железная, даром что сама тонкая как веточка.

— Не знаю. Что?

— Поцелуй! — она склонилась и действительно поцеловала меня.

Это было так странно… никогда не целовалась с женщинами. Я вообще целовалась только с Элвином и Рэндольфом. Ну, еще с одним офицером позапрошлым летом, но это было не по-настоящему, поэтому не считается.

Губы Фэй были мягкими-мягкими, а язычок жадным и быстрым. И она пахла клубникой.

— Вот так! — она выпустила меня и взглянула своими удивительными лиловыми глазами в обрамлении длиннющих ресниц. — И еще раз, для закрепления урока.

Это было плохо, греховно и неправильно, но я с удивлением поняла, что отвечаю на ее ласку.

Руки Фэй потянулись распустить шнуровку на лифе, и я мигом протрезвела.

— Не надо.

— Почему? Ты же хочешь, я вижу. Будет приятно.

Я покачала головой и спихнула с себя скрипачку. Перед глазами стояло обнаженное, распаренное тело Фэй, каким я видела его в бане. Мальчишеские узкие бедра, маленькая грудь, острые локти-коленки и серебряное колечко с голубым камушком в пупке.

Только этого не хватало! Меня теперь тянет на женщин? Как вообще возможно что-то делать с женщиной, если ты сама женщина? У меня воображения не хватит представить! И вообще, у меня есть Рэндольф. Точнее, нет, но был…

Палатка сразу показалась слишком тесной, а мысль, чтобы спать под одним одеялом с Фэй, начала пугать до икоты. Больше всего я боялась не того, что она начнет приставать, а что у меня не хватит сил сказать «нет».

— Ну и дурочка, — фыркнула скрипачка. — Мерзни тут одна, я пойду спать к Паоло.

Не знаю, что было сильнее — облегчение или разочарование.

Фэй не предпринимала больше попыток сблизиться, но и не показывала, что обижена на мой отказ. Я очень скоро поняла, что подобное предложение с ее стороны не было чем-то особенным. Непоседливая полукровка обожала все, связанное с постельными утехами, и постоянно искала случая разнообразить свои вечерние приключения:

— Поаккуратнее с ней, — предупредила Тильда на следующий день. — Не увлекайся. Фэй любит всех и никого.

Я похлопала глазами от ее прямоты и решила не делать вид, что не понимаю, о чем речь:

— Я этим не интересуюсь.

— Зря. Она великолепна в том, что умеет.

Я покраснела и решила не уточнять, опирается ли Тильда на собственный опыт. И так понятно было.

— Зачем ограничиваться кем-то одним, — рассуждала вечером Фэй, укладываясь спать. — Жизнь так коротка, и в ней так много красивых людей. Вот, например, ты, Элисон. Нет, нет, не бойся. Я больше не буду приставать, пока сама не попросишь. Знаешь, это даже по-своему интересно. Мы будем спать в одной постели и целоваться на ночь, но больше ничего. Такого у меня еще не было. Возбуждает!

Она действительно поцеловала меня самым непристойным образом и, отвернувшись, тут же уснула. А я полночи ворочалась, не в силах сбежать от картин, которые подсовывало воображение.

Странности отношений между участниками труппы, как и странности самих гистрионов, на Фэй не заканчивались. Однажды ночью к общему костру вывалился поддатый красавец — смуглый, черноглазый, с длинными волосами, убранными в косу, и поразительно знакомым лицом. Оглядел всех нас, одарил белозубой усмешкой:

— Ну что, монашки. Кто со мной сегодня в кабак и по бабам?