— А Фирасев-то племянник, гляди, исправляется, — захихикала Параска, заглянув Гермиэле за плечо. — Ох, помню я, как Фирасик с Олесиком колядовали. Такие чистые голосочки. А Драсько, наверняка, и колядок-то не знает. Столько Олесик песен пел, а как в Киев уехал, так, поди, и забыл все.

Драсько почувствовал, как лопата начала поддаваться, и налег на нее из последних сил.

— А что, Драсько, учили тебя дома колядкам? — спросила баба Параска через плетень.

— Нет. Не учили, — выдохнул Драсько и в этот самый момент лопата вывернула приличную кучу снега, которая, как большой снежок, полетела прямиком в Живоглота. Тот как раз унюхал травы бабы Параски и отфыркивался, а потому заметил опасность слишком поздно. С пронзительным гортанным «Мяу» Живоглот рухнул с плетня в сугроб в соседнем дворе, побарахтался немного в снегу и, наконец, осмотрел всех полубезумным взглядом.

— Вот, — произнесла баба Параска так, словно вокруг ничего и не происходило. — Я же говорю: уедут и все забудут. Деточек жалко, потеряют свои корни.

— Не потеряют, — попыталась поспорить Гермиэля. — Вот, Сирко с ребятами вернулись. И Марыся с Орысей тоже.

— Ты Сирка видела? — хрипло рассмеялась Параска. — Кому такой болван в Киеве нужен? А Марыська с Орыськой — две балаболки, только и делают, что языками чешут. Как еще мозолей во рту не понатирали. Тьху!

Гермиэля не могла сообразить, что еще можно сказать, но баба Параска в этом и не нуждалась. Еще немного повздыхав о том, куда катится мир, она побрела дальше по улице, особо не утруждая себя прощаниями.

К тому моменту, когда скрюченная фигура Параски скрылась за поворотом, Живоглот уже вновь взобрался на плетень и теперь взирал на Драська так, что сомнений не оставалось: месть будет жестока. Он нервно бил хвостом, пытаясь стряхнуть с кончика снег, и прижимал уши к голове, что придавало ему особенно кровожадный вид. Увидев эту картину, Гермиэля расхохоталась.

— Что, герой, управился лопатой? — просила она сквозь смех.

— Грейнджеренко, не смешно, — буркнул Драсько, потирая руки в попытках их согреть.

— Малфюк, — Гермиэля осторожно забрала у него лопату, — давай сделаем так: я всем буду говорить, что мой двор расчистил ты, собственными руками.

— А на самом деле? — с подозрением спросил Драсько.

— А на самом деле ты сейчас пойдешь греть воду и делать чай, а я тут быстро закончу.

Драсько побрел в дом, чувствуя себя невероятно паршиво. Подогревая заклятием воду, он все думал о том, что баба Параска права. Волшебные Вуйки никогда не были его родиной, но именно здесь он чувствовал себя как дома. Но в то же время он был здесь чужаком: неспособный ничего сделать руками, постоянно терпящий фиаско во всем, что для местных было обыденным делом, непонимающий доброй части здешних традиций и устоев.

Когда Грейнджеренко вошла, Драсько уже был донельзя расстроенным.

— Драсько, все нормально? — Она осторожно обняла его и прижалась щекой к плечу.

— Я, — отрезал он, поворачиваясь. — Самое бесполезное существо в Волшебных Вуйках — это я. Параска права.

— Малфюк, — Гермиэля легонько постучала пальцем по его лбу. — Ты совсем с ума сошел?

— Я не приспособлен к жизни в Волшебных Вуйках, — медленно проговорил он. — Но не могу отсюда уехать, потому что хочу остаться с тобой.

— Драсько, — Гермиэля мягко погладила его по волосам. — Ты еще найдешь себя в Волшебных Вуйках. Давай сейчас выпьем чаю и будем собираться. Не забывай, мы еще должны отнести Фирасю гостинцы.

— Грейнджеренко, я вот сейчас немного не понял, — почесал в затылке Драсько. — Я с дядькой живу, как я ему понесу гостинцы?

Гермиэля рассмеялась.

— Драсько, так положено. Так что давай, набирай пляцки в корзину.

Она взяла со стола кружки, залила кипятком ароматные травы, от одного запаха которых у Драська просветлело в голове.

— Ну не дружу я с лопатой, и что? — сказал он, конкретно ни к кому не обращаясь. — Ну не Сирко я. Зато он в трансфигурации не разбирается.

— Не разбирается, — кивнула Гермиэля, подавая ему чашку.

Такой ответ полностью удовлетворил Драська. Он выглянул в окно и посмотрел на расчищенный чарами снег.

— Я тоже так мог. Палочкой, — произнес он, оправдываясь непонятно перед кем.

— А я тебе что говорила? — спросила Гермиэля. — Палочкой ты бы вмиг справился. Но нет же, захотел руками.

— Я помочь хотел, — пробубнил Драсько.

— Вот именно, — она чуть наклонила голову и пристально посмотрела ему в глаза. — Для меня важно, что ты хотел помочь. И совершенно неважно, как ты это сделаешь.

— Правда? — Драсько просиял и поставил на стол пустую чашку.

— Ну разумеется. А теперь собирайся, мы идем к Фирасю.

Они брели по заснеженной улочке, изредка останавливаясь, чтобы поздороваться с теми односельчанами, что управлялись во дворах. То из одной хаты, то из другой доносилось пение: колядовали дети. колядовала молодежь, словно наперекор бабе Параске.