– Говорю, его спасут следом за тобой!
– проорал Лон.
– Да я сам за ним вернусь, раз уж он тебе так позарез понадобился...
– он перевел дыхание и во весь голос заорал ещё громче, обращаясь к Уэшеми: - Ты что ж молчишь, подлец! Крови ее захотел?

– Либо ты забираешь сейчас нас обоих...
– начала Касс.

Лон обернулся к ней.
– Ты мне лучше условия не ставь. Сейчас моя очередь ставить условия!

Перебил он, не давая ей договорить: - Либо ты летишь немедленно вместе со мной, либо спасайся, как знаешь.

Касс облизнула пересохшие губы и отчётливо, словно он приглашал ее на прогулку или прием, ответила: - Ну что ж, благодарю за беспокойство. К сожалению, этот вариант нам не подходит.

Лон повернулся к сопернику.

– Как ты смеешь молчать?

В эти слова оракул, кажется, вложил всю, накопленную за последние недели горечь.
– Я с тобой разговариваю, негодяй!

– Постыдился бы, - Касс с выражением жалости посмотрела на Лона, боком прижимаясь покрепче к Уэшеми.
– Ведь ты же потом себя замучишь ты же потом жить не сможешь, всю свою вечность сам будешь себя упрекать.

– Не твоя забота! Сам себя упрекну, сам же себя и прощу. А ты...
– он опять взглянул на противника.
– Чему ты радуешься, болван? Говорю тебе, образумь ее. Это кто же из нас троих должен чувствовать себя виноватым, в конце концов? Чему ты ее научил? Смерть ее тебе нужна?

Уэшеми виновато улыбнулся, - не могу же я ее заставить...

И тогда произошло нечто, уже совсем невероятное. Лон сделал шаг вперед, правой рукой оторвал девушку от соперника и отшвырнул ее в сторону. Затем левой рукой схватил Уэшеми за край комбинезона, а правой развернулся и ткнул изо всех сил здоровенным кулаком в открытую незащищенную грудь.

Уэшеми пошатнулся, но не упал. Он молчал, не делая даже слабых попыток защитить себя.

Лон развернулся еще раз и дал ненавистнику по уху. Презрительно, обидно, не кулаком - развернутой ладонью. И ещё вдобавок, наконец, по щеке.

Касс во все время эпизода молчала, стоя недвижимо, словно в каком-то столбняке. Только заметив побежавшую по щеке юноши тоненькую струйку крови, девушка закричала.

Лон застыл с занесшейся было для нового удара рукой.

– Мне стыдно за тебя, - тихо сказал Уэшеми.

– А мне не стыдно за себя!
– вопил Лон.
– Я хочу спасти ее, а ты губишь! Стыдно ему за меня, а ты за себя постыдись! Ты что, не можешь отправить ее со мной? Что ты морочишь ей голову всякими глупостями? А ты не отказывайся, не отказывайся. Знаю я о ваших экскурсах на тот свет, понаблюдал немного, любопытства ради. Сам, между прочим, кое-что умею, сам не последний оракул на Гее. Так вот. Если желаешь подохнуть здесь, твое дело. Но ее за что? Ее-то ты обязан заставить жить!

Лон бушевал. Он размахивался, нанося Уэшеми новые и новые удары. Тот шатался, но молчал.

– Подлый трус!
– скандалил Лон.
– Даже ударить меня боишься!

– С чего ты взял, что боюсь?

Уэшеми явственно ухмыльнулся разбитым ртом.

– Прекрати это позорище!
– закричала, наконец, Касс.
– Кто тебя сюда звал? Что тебе от меня надо? Что ты ко мне пристал? Разве ты не видишь, я тебя не люблю! Что ты к нему привязался? Он не виноват, если любят не тебя, а его.

Лон вдруг замер, остановил руку на лету, съежился, виновато посмотрел на избитого в кровь халдея, перевел взгляд на Касс и неожиданно тихо пробормотал: - Хорошо, я не возражаю...

Взгляд его стал затравленным.
– Я ничего, я согласен, ладно, потеснимся, влезем как-нибудь все втроем. Он же сам не хочет, я-то знаю.

– Мы остаемся, - устало сказала девушка.
– Мне нужно отдохнуть. Я хочу искупаться и отдохнуть.

Никто не отвечал.

Она опять заорала, что было сил: - Устала я, понимаешь? Зверски, безумно устала! И дай мне выкупаться, наконец!

Лон молчал, молчал Уэшеми.

– Оставь нас, - уже тихо попросила Касс.

– Прошу тебя... Заклинаю тебя всем, что было между нами хорошего. Не делай этого.

Лон заломил руки.

Этот жест мольбы принадлежал Лону Аполу. Красавец. Сноб. Атлет. Блестящий поэт. Тренированный оракул. Гордость Посейдии, Лон Апол, а еще бессмертный Бог Аполлон, он умолял её не уходить из жизни, умолял, заламывая руки.

Наверное, самым страшным, самым тягостным зрелищем из всего, виденного Касс в последние дни, был этот жест Лона. Жест отчаянья, жест просьбы человека, который, сколько она помнила его, не просил никогда, никого, ни о чем.

– Прошу тебя, скажи ей...
– несколько раз повторил Лон.
– Сделай что-нибудь... Заставь ее.