Кира Прошутинская:

«Ну, наверное, «фраеры» в какой-то степени все немного. Но хоть это нескучно – на «фраеров» смотреть интереснее, чем на певучих сказочников-журналистов советского времени».

Вадим Гасанов из 60-х. На телевидении с 1995 года. Работал у выдающегося кинорежиссёра-документалиста Евгении Головня в её студии «Архив-коллекция» директором проектов, ассистентом режиссёра, сценаристом, исполнительным директором. С 1997 года – в национальном информационном телевизионном агентстве ТСН (версия Гурнова), работал ньюсрайтером. В 2000-м вместе с Гурновым, Медниковым, Семёновым воссоздал программу «Международная панорама» на телеканале «Россия». Тогда же начал работать в одном из первых в стране информационном онлайновом агентстве presscenter.ru. Шеф-редактор, потом главный редактор. С 2000 года – на телеканале «Россия». Работал в ДИП, затем на ТК «Россия-24». Автор и режиссёр 30 документальных фильмов общественно-политической и исторической тематики. Ряд фильмов вызвали серьёзный резонанс как в России, так и за рубежом. Фильм «История одного геноцида», созданный во время грузинской агрессии против Южной Осетии, был приобщен осетинской стороной к обвинительным документам в адрес Грузии. Лауреат нескольких российских и международных премий.

– Знаю, Вадим, что ты первым узнал о гибели Листьева?

– Да, я вообще-то действительно стал первым. А получилось это так. Прошла неделя, как я похоронил отца. И настроение, конечно же было паршивым. Было невыносимо хреново. Вечером 1 марта захотелось просто с кем-то посидеть, просто поговорить. Одному дома было невмоготу. Позвонил Жене Петряковскому. Это был офицер милиции, работал в УБОПе на Петровке, хороший мужик. Потом он погиб при странных обстоятельствах. Официально сообщили, что поссорился с женой и застрелился. Но это ерунда: Женька был человеком редкой выдержки и мужества, и одновременно жизнелюбом, а его коллеги вообще напрочь отказывались что-либо говорить по делу.

Так вот. Позвонил Женьке. Он мне: слушай, я сегодня дежурный по Управлению. Давай ко мне на Петровку. Приехал. Немного выпили коньяку, Женька соорудил кофе, стали сидеть трепаться о том, о сём. Зашел Женькин начальник, фамилию сейчас не вспомню. Стали сидеть втроем. Разговорились о телевидении. Начальник рассказал, что сейчас на ТВ (1995 год) крутится много грязных денег, а вокруг Останкино полно не менее грязных людей. Очень много вокруг Листьева, сказал он. Там у него в этом деле полный мрак. Предупреждали мы его много раз, говорили с ним, что всё плохо кончится, он говорит нет, сам справлюсь.

В общем поговорили, начальник ушёл, стал и я с Женькой прощаться. Встали, пошли. По пути он зашел в канцелярию пропуск оформить. Возвращается минут через пять и говорит: «Вадик, ты только не падай. Только что Листьева убили». «Кто?» – только и спросил я. Он только пожал плечами: только что, типа, говорили об этом. И заторопил меня, потому что, как он верно сказал, «сейчас начнется».

Я вышел из здания на улицу. Звонить. Кому? Записной книжки нет. Это сейчас мобильники. А тогда – записная книжка, телефон-автомат и жетон. Жетон был. Таксофон – вот он, на столбе.

Почему-то в памяти всплыл только телефон редакции «Времечко». Хрен его знает почему. Никогда не пользовался, и никого у меня там не было знакомых.

Глянул на часы, до эфира полно времени.

Звоню.

На том конце томно алёкает мужской голос.

Уточняю, «Времечко» ли. Ну да, говорят. Ну я и объясняю, что только что убили Листьева. Застрелили в подъезде. Мне такие со смехом: «Да что вы говорите. Этого просто не может быть». Я им говорю, что я на Петровке, только что вышел из дома 38, ребята… Они меня послали и бросили трубку. Эфир «Времечко» в тот вечер начался, естественно, с сообщения Новожёнова о гибели Листьева, и далее – его извинениями перед неким неизвестным, который позвонил им и которому они не поверили…

– Какой версии убийства Влада отдаёшь предпочтение?

– У меня нет никаких сомнений, что Листьев был убит из-за денег. Это – единственная причина. К тому же, именно об опасности для Листьева из-за сомнительных связей и сомнительных денег говорил шеф Петряковского. Нет никакой политики. Только бизнес. Точнее, неотъемлемая часть постсоветского бизнеса 90-х годов. Любой телевизионный канал – это огромные деньги. Первый – тем более. Сам по себе. Да к тому же в то время, когда невероятные по объему денежные потоки текли «в никуда», исчезая, практически бесконтрольно. А Листьев ещё влез и в рекламный рынок, который контролировался отнюдь не зайчиками. Кроме того, уже появилось понимание телевидения как информационного оружия. По-видимому, Листьев не устраивал все заинтересованные стороны. Нужно, чтобы вспомнил о Березовском? А я как раз не уверен в этом. Борис Абрамович был в состоянии договориться, повлиять и так далее. Тем более, его ближайший соратник Патрицикашвили уже стоял рядом с Листьевым. Вполне возможно, Березовский был в целом за смену руководителя Первого. Но убивать… Это сделал как раз тот, у кого возможности повлиять на ситуацию иначе просто не было.

– Но а ты верил в искренность журналистов?

– Не просто верил. Именно это и было причиной того, что я вообще пошел на телевидение. Работа на грани фола, экстрим, возможность говорить честно и открыто плюс кажущаяся легкость с которой телевидение делается, – всё это привлекало и в итоге привлекло.

Тогда, в 1994-м окно возможностей ещё не было закрыто, так что я успел пролезть в щель, правда, единственным местом, куда оказалось возможным зайти с улицы был «Частный канал» Алексея Шахматова, а это, как тоже вскоре выяснилось, была совершенно не лучшая рекомендация, но главное же «заболеть».

Правда, быстро понял, что надо учиться, учиться долго и отнюдь не безболезненно, но учителя были хорошие. Мария и Алексей Сонины, Евгения Головня, царствие ей небесное, изумительный человек и настоящая Учительница, Александр Гурнов, Дмитрий Медников, Володя Соловьёв (нет, не этот), многие, многие другие… Критерии, которыми я руководствовался, были как раз перечисленные: честность и пассионарность. И обязательно что-то новое. Что-то удалось сделать, как я думаю.

– Твоё отношение к тезису: проект разработан был в недрах КГБ?