Ничего нового в истерике Жириновского, поддержанной его соратниками, не было. И в ругани, где слово "бандиты" – самое мягкое, тоже. Объявление о выходе из зала фракции шутов (в знак протеста против нарушений избирательного законодательства их же хозяевами) меня тоже мало трогало – за год с лишним работы в Думе я навидался подобных спектаклей. Знал, что все это шумиха – не более того. Жириновский власть никогда не подводил и никогда ей не противостоял.

Так вот. Жириновский, изрыгая проклятия по самым разным адресам, двигался по проходу так, чтобы как можно дольше затянуть процесс, попадая в телекамеры во всех подробностях. Не жалко – эта физиономия еще не самое гнусное, что показывают по нашему телевидению. Я продолжал чтение своих бумаг.

Перед тем, как окончательно выйти из зала, группа во главе с Жириновским остановилась – аккурат напротив места, где я сидел со своим чтением. Жириновскому надо было проораться до конца. Или разогреться перед запланированным мероприятием. Фотографии показывают, что его команда прямо-таки выстроилась перед местом, где через полминуты произошло столкновение.

Во время ора Жириновского в поток его воплей вплелась наивная и совершенно спокойная реплика моего соседа – депутата Ивана Кирилловича Викторова. Он произнес в направление спины Жириновского: "А что же вы, Владимир Вольфович, смеялись, когда "Родина" заявляла о нарушениях в Воронежской области?" Растравленный собственными криками Жириновский тут же обернулся к Викторову и стал вопить, брызгая во все стороны слюной. Текст ора был бессвязен. Что-то вроде: "Вы, "Родина" – бандиты! Вас для этого и придумали! Подонки! Суки!"

Воздух вокруг меня наполнился смрадными брызгами и затхлостью грязной подворотни. Я брезгливо прикрылся от Жириновского своими бумагами и произнес, не повышая голоса: "Убери слюни". С этого момента все внимание Жириновского сосредоточилось на мне. Он побледнел еще больше, глазные яблоки приобрели багрово-фиолетовый оттенок. "Я тебе морду разобью, сволочь!!!" – что-то подобное изрыгнула пасть клоуна. Я опустил бумаги и, как в инциденте во время избирательной кампании 2003 года, предложил: "Попробуй". И еще иронично покачал головой: эко тебя разбирает…

Вероятно, моя невозмутимость совсем уж увела Жириновского за грань нормы. Его психоз прорвало, точно гнойный нарыв. Задохнувшись ненавистью, Жириновский плюнул в меня что есть мочи. Его стремление набрать во рту как можно больше слюны, позволило мне среагировать. Листы бумаги, которые я держал в руке, удалось подставить под плевок. Вонючая аэрозоль отразилась Жириновскому в его собственное лицо.

Дальше я смог восстановить последовательность телодвижений только по видеосъемке. Но и она не отразила всего, поскольку мне, как включенному наблюдателю, кое-что было виднее.

Мой удар в скулу Жириновского последовал вовсе не сразу за его плевком. Мне еще надо было встать с кресла, уклониться от захвата, которым Жириновский и его приспешник, бывший телохранитель депутат Абельцев, хотели стащить меня в проход. Иван Викторов перехватил нечто похожее на удар со стороны Жириновского ("вялой рукой, не знавшей лопаты", как передал потом свои ощущения Иван Кириллович). Абельцев пытался захватить меня за галстук, потом – тоже произвести нечто вроде удара, на что получил легкий тычок в лицо. Только после этого я наградил Жириновского ударом в скулу.

Жириновский пытался отпрянуть, поэтому мой удар шел вдогонку и не был сильным. Не было возможности вложить в удар корпус – стесняла позиция за депутатским столиком, не позволявшая сделать даже полшага или наклониться вперед. Впрочем, в тот момент я инстинктивно ощущал, что причиненный мне ущерб ничтожен – его недостаточно, чтобы ломать противнику череп. Вполне хватило обозначить звонкий шлепок по физиономии.

Знаю, что многие оспорят это суждение, считая, что я должен был зашибить клоуна чуть ли не насмерть. Но я не убийца и не живодер. Тем и отличаюсь от той шпаны, которую олицетворяет собой Жириновский. К тому же моя профессия мыслительная, а занятие боевыми искусствами никогда не привлекало меня в качестве средства покалечить кого-нибудь. Меня больше бы устроило внимание к моей ученой книге в 800 страниц, которую я получил из издательства накануне. Но ею пресса не заинтересовалась. Равнодушной к моим трудам была и публика.

После моего удара в скулу Жириновскому, на меня бросился грузный Абельцев, пытаясь заблокировать в той щели рабочего места, которую я занимал. Он оказался удивительно неловким для охранника. Я просто пропустил мимо себя его вялый удар и уложил на столик рядом выше. Он растянулся как жаба. А я еще придавил его шею предплечьем; потом вывернулся со своего места и встал в проходе на ступеньках, удерживая Абельцева. Снизу ко мне подскочил сынок Жириновского – нескладный и мосластый Лебедев, в котором я всегда видел что-то дебильное. Он кинул вперед кулак. Я увидел этот удар и легко его сблокировал повышающим блоком (агэ-укэ) правой руки, левой все еще удерживая Абельцева. Лебедев отскочил как ошпаренный, ожидая более удобного момента для атаки и пропуская других своих соратников вперед. Но те не рискнули напасть. Не опуская поднятой правой руки, я нанес удар в челюсть развернувшегося ко мне лицом Абельцева. Он ведь вовсе не хотел просто сказать мне, что я неправ. Одновременно ко мне придвинулись Лебедев и еще кто-то. Удар Лебедева пришелся в плечо, и я отступил вверх на одну ступеньку.

Вот тут и состоялся "полет свиньи". Жириновский, совершенно потеряв человеческий облик, полез по сиденьям депутатских кресел и бросился на меня – с тыла и сверху – в тот момент, когда я сделал шаг назад, отступая перед наседающим противником. Жириновский намеревался захватить ворот моего пиджака и натянуть его на мою голову, чтобы устроить "темную" – как это принято у шпаны. Не рассчитал – я поймал теряющее равновесие тело клоуна и, сбрасывая с себя пиджак через голову, уронил его на ступеньки лестницы в проход между рядами депутатских кресел. Если бы не лестница, это был бы очень тяжелый удар оземь. Разве что края ступенек прошлись по ребрам моего противника, пролетевшего вверх по лестнице относительно исходного пункта, где началась потасовка.