– Самойлова, успокойся!
– не выдержала секретарь директрисы. – Иначе выгоню.

Я села на одно из кресел. Тревога нарастала с каждой секундой. Если они выгонят Иринку из школы из-за этой глупой стычки, то я сама оттаскаю Селезневу за волосы так, что ей придется носить парик, и мне плевать, что будет потом. Без Иринки я в этой школе не продержусь и дня.

От горьких мыслей и планов мести меня отвлек звук открывающейся двери. Из кабинета с высоко поднятой головой вышла Ксюшка; даже не взглянув в мою сторону, она прошла мимо. Мне тоже не было никакого дела до нее, я почти бегом подошла к Ирине, которая вышла вслед за Селезневой.

– Ну, что?
– спросила я, как только мы вышли в коридор.

– Да ничего. И Галина Васильевна, и «Ква-Ква» прекрасно знают, что Селезнева далеко не подарок, а я не привлекалась до этого момента, так что была отпущена с предупреждением.

– Ух, а я уж думала, все, конец. Селезнева тебя оболгала, и отчислят тебя, - выдохнула я.

– Ну, она, конечно, старалась, - ухмыльнулась Ирка. – Но ее репутация известна не только нам, но и учителям. Если бы не папочка, вылетела бы она отсюда, как пробка из шампанского.

Тут я была согласна с ней. Мы вышли из здания школы. Я посмотрела на место у ворот, где обычно стоял автомобиль Ромки. Парень каждый день караулил меня возле дома и школы, пытался встретиться со мной и поговорить, но я полностью его игнорировала. Мне было больно его видеть и вспоминать о нем.

– А знаешь что? – спросила меня подруга, видя, что я ушла в собственные мысли.

– Что?

– Думаю, после сегодняшнего Ксюшка надолго заткнется и будет обходить нас стороной, – с хитрой улыбкой произнесла она.

– О, да, я никогда не видела тебя в таком гневе, а Селезневу такой напуганной.

– Ну, ты никогда не будила меня рано утром в субботу, - пошутила Ира.

– Теперь и не буду, - фыркнула я.

После эмоционального взрыва Иринке стало легче, да и я чувствовала себя несколько отомстившей. Хотя и не считала этот поступок подруги правильным, но злобный чертик, живущий внутри меня, счастливо потирал ладоши.

– Пойдем в кафе? – спросила я.

– Прости, я не могу, - вздохнула Иринка. – Сегодня нужно забрать младшего брата из садика.

– Хорошо, ну тогда пока, - попрощалась я.

По дороге домой настроение резко упало. Ромка напомнил о себе, прислав две смски. Я хотела только одного: просто забыть его, вычеркнуть из своей жизни навсегда. Привычно проигнорировав сообщения, удалив их, не читая, вышла из автобуса на своей остановке.

Дома пообедала, чувства голода не было, но организм требовал пищи. Чтобы хоть как-то заглушить звенящую пустоту вокруг, я погромче включила музыку и занялась домашними делами. Прошло полчаса, и я услышала хлопок входной двери.

– Ты уже дома? – в дверях стоял Андрей Владимирович.

– Угу. Иринка сегодня занята, и я отправилась сразу домой, - кивнула я. – Обедать будете?

– Да, - кивнул опекун.

Я накрыла на стол сама, налила себе кружку чая. Минут десять мы провели в полной тишине, и вот когда в моей кружке чая осталось на один глоток, Андрей Владимирович вдруг сказал:

– У Селезневой и Давыдовой сегодня были крупные неприятности.

Я чуть не подавилась остатками чая. Пристально посмотрела на мужчину, стараясь угадать его реакцию на произошедшее в школе.

– Селезнева сама нарвалась, - фыркнула я.

– Да, я слышал, что об этом болтают, - совершенно спокойно ответил он.

Я почувствовала, как к моему лицу прилила кровь, и опустила взгляд, очень внимательно разглядывая дно кружки. Андрей Владимирович был последним человеком, которому я бы все рассказала. Да и вообще, не хотела бы, чтобы он знал. Конечно, он слышал про все, что случилось на вечеринке, хотя не подавал виду. Чертова Селезнева и ее длинный язык. Честно, прибила бы ее сейчас.

– Мне нужно заняться домашним заданием, - скороговоркой выпалила я и, поставив кружку в мойку, собралась выходить на кухни.

– Камилла, - окликнул меня опекун.

Я остановилась в дверях, но не оглянулась.

– Не обращай внимания на то, что говорят, и на Селезневу. Директриса прекрасно знает о репутации и не принимает ее слова всерьез.

Я молча кивнула. Волна стыда накатила с новой силой.

«Андрей Владимирович, пожалуйста, не надо меня жалеть», - взмолилась моя гордость.