Шрифт:
– Хорошо, спасибо, - поблагодарила я, стараясь проглотить вставший в горле ком. – Мне действительно нужно делать домашку.
Я зашла в комнату.
«Боже, как я устала от всего!» - меланхолия забирала меня под свое крылышко.
Я просто тупо смотрела в монитор на свою страничку в «Вк», щелкая на «СП»: «все сложно» менялось на «влюблена в» и обратно.
От воспоминаний о той сцене в спальне родителей до сих пор спазмом сводило живот. Чтобы отвлечься от неприятных воспоминаний, я занялась уроками. Не успела разобраться с первой задачей по алгебре, как в дверь постучали.
«Что случилось?» - насторожилась я.
Андрей Владимирович никогда не заходил ко мне просто так, особенно видя, что я в таком настроении. Но больше стучаться было некому
– Да, войдите, - откликнулась я.
Опекун приоткрыл дверь.
– Что-то произошло? – спросила я.
– Там к тебе пришли, – кивнул мужчина.
– Кто? – спросила я, уже подозревая.
– Парень.
«Ромка», - фыркнуло подсознание.
Первой реакцией было сказать, что меня нет, я в туалете, в душе, на другой планете, но рациональная часть меня укоризненно покачала головой.
«Нет. Хватит! Хватит избегать! Хватит от него бегать! Если не хочешь его видеть, так и скажи ему. Перестань мучить и себя и его».
– Что ему сказать? – спросил учитель, все еще стоя в дверях.
– Я иду, - встала из-за стола.
Вздохнув поглубже, я пошла к входной двери. На лестничной клетке стоял Ромка. Я вышла и закрыла за собой дверь: ни к чему Андрею Владимировичу слышать наш разговор, а он будет очень тяжелым.
– Что ты хотел? – я встаю как можно дальше от него.
– И тебе привет, Камилл, - он не пытается подойти ближе, увидев мои скрещенные на груди руки.
– Я тебе звонил, ты не отвечала.
Я киваю.
– «В контакте» меня заблокировала.
Я снова кивнула: к чему отрицать очевидные вещи?
Я хотела казаться спокойной, благо последние дни в школе отточили мою силу воли до совершенства. Я не хотела, чтобы Ромка видел мою боль и то, как я унижена его поступком.
– Но ты не считаешь, что нам надо поговорить? – начал злиться парень.
– Нет. – Отрицательно качаю я головой. – Мне не о чем с тобой говорить.
– Но как? – он, кажется, не ожидал от меня такой категоричности. – Камилла, да ладно тебе. Ничего же не произошло. Я просто был пьян, а она сама ко мне пристала.
Я отвернулась, чтобы скрыть слезы, набежавшие на глаза. Выдержка мне изменяла, а спокойствие таяло с каждой секундой. Я тоже начинала злиться на его глупые оправдания.
– Камилла, я же тебя люблю. Обещаю, больше пить не буду, - Ромка отважился подойти ко мне и положил руки мне на плечи. – Ну, что простишь? Давай сходим куда-нибудь?
Черт! Так просто: «Прости, я больше не буду». Интересно он реально думает, что подарит мне букет цветов, сводит в кафе или кино, и все будет, как раньше? Да я смотреть на него не могу, слышать его не могу. Он чуть не переспал с Селезневой на кровати моих родителей, в моем доме, на моем же празднике!
Я резким движением скинула его ладони с себя:
– Я не знала, что такую подлость можно оправдать алкоголем! Да выпей ты даже всю бутылку! Ты не имел права так поступать!
– Да?! А ты не считаешь, Милка, что сама виновата?! – пошел в оборону парень. – Если бы ты не тряслась так над своей невинностью, ничего бы не было. Я – парень, а не игрушка. Мне секс нужен.
– О, да! Бедненький, несчастный! Словно я не знаю, что ты трахаешься с половиной своих однокурсниц, - фыркнула я.
– А ты меньше монашку разыгрывай! – ощетинился Ромка.
– Да пошел ты! – не выдерживаю я. – Иди трахайся с кем хочешь! Я больше не хочу тебя видеть!
– Вот и пойду! – Ромка сжал кулаки и, резко развернувшись, направился к лифту.
Я, не дожидаясь, когда парень уйдет, вернулась в квартиру.
Сердце стучало, воздух покидал легкие, не собираясь возвращаться, горло сжало спазмом. Приступ начался неожиданно. За последнее время я успела отвыкнуть от астмы, так что перестала носить ингалятор с собой. Вот и сейчас он валялся где-то в комнате. Слезы застилали глаза, мешая видеть. Я осела на пол возле двери и притянула колени к груди, стараясь этим прогнать приступ. Закрыв глаза, я считала от одного до десяти и обратно. Начавшееся удушье отбирало последние силы, и так уже подорванные разговором с Ромкой.