Картины трехмесячной давности проплывали перед глазами как кадры из фильма, пока он говорил. Я казалась себе такой самонадеянной и глупой, но не думаю, что поступила бы по-другому. Ведь именно это привело меня сюда.

Андрей Владимирович снова подошел ко мне и сел на соседнюю кровать. Он смотрел мне прямо в глаза, в его взгляде была печаль, но еще в нем зажглись огоньки: так обычно блестят глаза у человека в приступе лихорадки.

– И тут началось что-то невообразимое. В тот вечер, когда ты со своей подругой забралась ко мне в кабинет, это всколыхнуло все: воспоминание, боль, жгучую боль, всепоглощающую.

Мне стало стыдно. «Идиотки! Какие же мы с Иринкой были идиотки», - мысленно посыпала я голову пеплом.

– Нет, не надо себя винить, - покачал головой мужчина, словно прочитав мои мысли. – Я был жутко зол на тебя, но именно это заставило меня очнуться от затяжного анабиоза, хоть что-то почувствовать.

Я опустила голову, щеки горели. Его пальцы бережно взяли меня за подбородок и заставили поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Я повторяю: ты не должна себя винить, - сказал он с ободряющей улыбкой.

Я несмело улыбнулась в ответ и кивнула.

– Вот и хорошо, - его пальцы отпустили мой подбородок.

– То фото, в кабинете, оно вашей жены?
– решила я проверить свою догадку.

Он подтвердил:

– Да, - его взгляд снова стал печальным.

Андрей Владимирович встал и подошел к окну. Мы снова замолчали, слушая тишину. Марина и Татьяна, скорее всего, уже допили бутылку вина и уснули, а может, вернулись на праздник, искать меня и Сергея.

Мысль, что мы с Андреем Владимировичем в доме одни, заставила меня нервно сглотнуть. Нет, я не боялась, что он на меня накинется с поцелуями, или… Просто сама ситуация, сам разговор достиг самой напряженной точки.

«Неужели он сейчас признается мне в любви?» - сердце пропустило удар.

– С того дня я стал замечать, что твое сходство со Светланой не имеет чисто внешней природы: некоторые твои фразы, жесты, манеры напоминали мне ее, - он резко повернулся, отчего я вздрогнула, и пошел ко мне. – Я думал, что это все мое воображение, что от долгого одиночества разыгралось не на шутку. Память, зацепившаяся за какие-то мелочи, - он сел рядом и взял мои ладони в свои.

В его глазах загорелись безумные огоньки - мне на мгновенье стало страшно, но я не двинулась, не убрала рук, просто продолжала слушать, хотя поворот разговора мне не нравился.

– Я пытался встречаться с другими, говоря себе, что ты еще ребенок, что мое влечение к тебе неправильно, нечестно по отношению к тебе. Я не могу сказать тебе, что люблю тебя, но я хочу заботиться о тебе, хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы ты была рядом.

Мужчина выпустил мои руки и обхватил свою голову.

– Я пойму, если ты с ужасом сбежишь, перестанешь со мной общаться. Я сам себя ненавижу, но не хочу обманывать тебя, позволить тебе строить пустые надежды. Это мое безумие, и самое худшее, чего бы я хотел - это втянуть тебя в него, но сегодняшний поцелуй показал мне, насколько я слаб, - голос мужчины звенел отчаяньем.
– Этого больше не повторится, я обещаю, и если ты захочешь, как только мы вернемся в Москву, ты можешь жить отдельно, я ничего не скажу Людмиле Кирилловне.

Первое, что я почувствовала – это злость. Злость и боль оттого, что меня снова предали. Обманули. Мне пришлось до боли сжать покрывало, чтобы не наброситься на опекуна с кулаками.

«Как он мог?» - я могла ожидать такого от кого угодно, но не от него.

Он посмотрел на меня. В его взгляде было столько вины и боли, что злость во мне утихла. Мне нужно было подумать: я не могла понять, как быстро самый волшебный вечер в моей жизни превратился в самый непонятный и запутанный. Вставая с кровати, я неловко покачнулась: от долгого сидения ноги затекли. Андрей Владимирович подхватил меня, чтобы я не упала. Его рука обхватила мою талию, я снова почувствовала тепло его тела, а наши лица оказались в сантиметрах друг от друга. Я взглянула учителю в глаза, и снова ток побежал по позвоночнику, снова меня потянуло к нему как бабочку к огню, несмотря на все сказанное им сейчас.

Разум требовал остановиться, гордость стучала призрачными кулачками, требуя того же, но я не могла. Андрей Владимирович, нервно сглотнув, отступил первый.

– Прости, - прошептал он.

Я кивнула.

Мир точно сошел с ума! Он не любит меня! Он видит во мне призрак, отражение собственной жены! Это хуже, чем просто отказ, это ненормально. Что же мне делать? Бежать без оглядки? Но куда? Обратно в приют? К тетке в Челябинск? Нет. Уходить мне некуда. Остается только постараться засунуть собственные чувства как можно глубже в подсознание, забыть, пережить. Справилась же я с предательством Ромки?