Шрифт:
– Вряд ли, - обернулась я через плечо на Ромку.
Тут же из Ромкиной комнаты послышался треск, потом хлопок, и в квартире запахло жженой пластмассой. Юрка все же добавил какой-то вирус для гибели «материнки» или процессора, о чем говорила широкая улыбка, появившаяся на его лице.
Я тоже не могла скрыть злорадства. Все же мне удалось обыграть Ромку. Первое что я сделала, когда он оставил меня одну в комнате, воткнула волшебную флешку в компьютер.
Я стояла под теплыми струями душа, пытаясь смыть с себя страх, Ромкины прикосновения и поцелуи. Я терла себя уже минут двадцать, но мне все еще, казалось, что на мне его запах. Мы довезли Иринку и Юрку до дома. За все это время я услышала от Андрея лишь: "Спасибо", - адресованное Иринке. Когда нас в машине осталось двое повисло напряженное молчание. Андрей до сих пор злился. Как только автомобиль остановился у дома, я поспешила выйти, но была остановлена сильной рукой. Он снова взял меня на руки и донес до квартиры.
Звук, отрывающийся двери заставил меня вздрогнуть. Андрей стоял, прислонившись к двери, и без стеснения наблюдая за мной, словно проверяя, цела я, или нет. В том взгляде не было желания или похоти, злобы или обиды, только забота и тревога. Он тоже помылся и побрился, и уже больше походит на себя самого.
– Почему ты мне не рассказала?
– начал он разговор первым.
– Боялась, - просто ответила я.
– Чего? – Андрей, казалось, был искренне удивлен.
– Того, что ты от меня откажешься, - шепотом ответила я, смотря куда-то мимо него.
Он ничего не ответил, просто подошел, выключив воду, заботливо замотал меня в полотенце и поднимая на руки.
– Глупенькая, - ласково произносит он, и целует меня в лоб, от чего по всему телу проходит тепло и мурашки.
– Прости, - шепчу я, утыкаясь ему в шею.
Он относит меня в спальню, и укладывает на кровать. Я хватаюсь за его руку, в испуге, что он уйдет. Андрей ложится рядом, прижимая меня к себе.
– Знаешь, мне сегодня было очень страшно, - признаюсь я.
– Мне тоже, - серьезно отвечает он, убирая упавший на мое лицо локон, и нечаянно задевая синяк на скуле.
Я морщусь от боли, а он замирает. В его глазах на секунду вспыхивают яростные огоньки, но быстро затухают.
– Ты должна поблагодарить Давыдову, она мне позвонила. Хотя могла сделать это и раньше, - ворчит он. – Надеюсь, тебе больше не захочется искать приключений?
– Нет, думаю, с меня хватит, - зевая, отвечаю я. – Ты, на меня больше не злишься? – Задаю я волнующий меня вопрос.
Душ сделал свое дело и мне смертельно хочется спать.
– Нет, - улыбается он. – Спи, Камилла, спи, и больше ничего не бойся.
Я чувствую, как он крепче прижимает меня к себе, еще раз легонько целует в лоб, и проваливаюсь в сон.
17 глава. Его глазами
Я открываю глаза. Ее дыхание рядом чуть слышное, спокойное. Безмятежное лицо выдает совсем юный возраст, и что-то внутри меня с маниакальным упорством называет меня «растлителем малолетних». Рука медленно тянется к ее плечу, чтобы провести пальцами по коже, но останавливается на полпути: еще рано ее будить. Я устало вздыхаю и осторожно встаю с постели, стараясь не разбудить ее. Часы показывают полшестого утра.
Душ, кофе, просмотр электронной почты и подготовка к сегодняшним занятиям в школе. Все как обычно, изо дня в день, по невидимому распорядку. Все так же, как было до ее появления. Хотя, что было до ее появления?
Жизнь. Счастливая, но не слишком долгая. Боль – острая, обжигающая, вынимающая душу и затягивающая все дальше в болото – отчаянья.
Потом пришло пустое существование, цепляющееся за всякие мелочи, типа утренней кружки кофе. Случайные связи по требованию организма. Когда на следующий день ты не помнишь даже имени, той с кем спал.
И безразличие, доведенное до автоматизма.
***
Я пришел преподавать в школу просто оттого, что нужны были деньги. Я не мог и не хотел больше заниматься медицинскими исследованиями. Я делал это ради одного человека, и этот человек умер.
Все бы и шло так по накатанной колее: дом-работа, работа-дом, случайные связи на одну ночь, если бы не появилась она.
Камилла не из тех, кто сразу бросается в глаза. В толпе ребят из класса я ее и не заметил сначала. Самая обычная школьница, миловидная девочка. Селезнева с ее женственными формами, или даже Давыдова были более яркими, чем она. Камилла выделялась только оценками в журнале. Отличница, идущая на золотую медаль. Посмотрев, на длинный список «пятерок» я невольно подумал, что в моем классе будет этакая Гермиона, любимица учителей с вечно поднятой рукой и ответами у доски каждый урок, и не дай Бог поставишь ей оценку ниже ожидаемой, но я ошибся. Камилла оказалась тихоней, не стремилась отвечать у доски, не строила из себя самую умную, я облегченно выдохнул.