Отчаянно паясничая, Маргарита пыталась расшевелить Тибальда, но все ее шутки он либо игнорировал, либо отвечал на них кривыми усмешками и неуместными замечаниями весьма мрачного содержания. Тем временем между Филиппом и Бланкой завязался непринужденный разговор. Филипп сыпал остротами, она отвечала ему меткими добродушными колкостями, то и дело они заходились веселым смехом. Короче говоря, в эмоциональном плане эта парочка представляла собой полную противоположность дуэту Маргарита Тибальд.

В конце концов наваррская принцесса не выдержала и раздраженно произнесла:

– Ну и угрюмый вы тип, господин граф! А еще поэт!

– Вот именно, - проворчал Тибальд.
– Я поэт.

– И куда же девался ваш поэтический темперамент? Волки съели? Вы претендуете на роль спутника всей моей жизни, а на поверку оказываетесь никудышным спутником даже для прогулки в лесу... А вот противоположный пример, - она кивнула в сторону Филиппа и Бланки.
– Вы только посмотрите, как разворковались наши голубки. Кузен Аквитанский, по его собственному признанию, и двух строк толком слепить не может, не говоря уж про эпические поэмы. Но это обстоятельство нисколько не мешает ему заливаться сейчас соловьем.

– Неправда, - вмешалась Бланка.
– В Толедо Филипп слагал прелестные рондо.

– Благодарю вас, кузина, за столь лестный отзыв, - вежливо поклонился ей Филипп, - но вы явно переоцениваете мои скромные достижения.

– Отнюдь!
– с неожиданным пылом возразила она.
– Это вы, Филипп, слишком самокритичны и требовательны к себе сверх всякой разумной меры. Он скромничает, кузина, граф, не слушайте его. Вы знакомы с сеньором Хуаном де Вальдесом, дон Тибальд?

– Лично не знаком, к моему глубочайшему сожалению, принцесса, ответил ей граф Шампанский.
– К сожалению, ибо считаю господина де Вальдеса одним из своих учителей и лучшим поэтом Испании всех времен. А ваш новоявленный гений, так сказать, этот Руис де Монтихо, и в подметки ему не годиться...

– Так вот, - продолжала Бланка, - сеньор Хуан де Вльдес как-то сказал мне, что у кузена Филиппа незаурядный поэтический дар, но, увы, он зарывает свой талант в землю. И я всецело разделяю это мнение.

– Видите, граф, - вставила словечко Маргарита, - как они трогательно милы. И какая досада, что они не поженились! В самом деле жаль. Это бы устранило последнее имеющееся между ними недоразумение, единственный камень преткновения в их отношениях.

– И что же это за камень такой?
– все с тем же угрюмым видом осведомился Тибальд.

– Они расходятся во мнениях насчет характера их дружбы. Кузина Бланка решительно настаивает на целомудрии, а кузен Аквитанский... Нет, вру! Она вправду настаивает на этом, но не очень решительно, а в последнее время даже очень нерешительно. В конце прошлой недели она призналась мне, что если бы не господин де Монтини...

– Маргарита!
– в замешательстве воскликнула Бланка.
– Да замолчи ты наконец! Как тебе не совестно!.. Ну все, впредь я ничего не буду тебе рассказывать, коли ты не умеешь держать язык за зубами.

– А ты и так не шибко поверяешь мне свои тайны, - огрызнулась Маргарита.
– Все больше шушукаешься с Еленой. Впрочем, и она изрядная болтунья..

– И однако же...

– Ладно, Бланка, прости, я не нарочно, - извинилась Маргарита и переключила свое внимание обратно на Тибальда.
– Итак, граф, вам не кажется, что вы выглядите белой вороной в нашей жизнерадостной компании?

– Гм. Вполне возможно.

– Но почему? Неужели вы еще в обиде на меня?

– Вполне возможно.

– И все из-за того стишка?

– Это не стишок, сударыня К вашему сведению, это поэма.

– Ну и пусть будет поэма. Какая собственно разница!

– Разница большая, сударыня. И если вы не в состоянии отличить стихотворение от поэмы, то уж тем более не вправе судить, насколько уместно я...

– Ах, не вправе!
– с притворным возмущением перебила его Маргарита. Вы осмеливаетесь утверждать, что я, дочь короля и наследница престола, не вправе о чем-то судить?

– Да, осмеливаюсь. Я, между прочим, внук французского короля, но не стыжусь признаться, что преклоняюсь перед гением Петрарки, человека без роду-племени, ибо подлинное искусство стоит неизмеримо выше всех сословий. Человек, который считает себя вправе свысока судить о науках и искусстве единственно потому, что в жилах его течет королевская кровь, такой человек глуп, заносчив и невежествен.

– Ага! Значит, по-вашему, я августейшая дура?

– О нет, сударыня. Просто вы еще слишком юны, и ваша хорошенькая головка полна кастовых предрассудков, подчас бессмысленных и необоснованных. Вы верите в свою изначальную исключительность, в свое неоспоримое превосходство над прочими людьми, стоящими ниже вас по происхождению, так же слепо и безусловно, как верят евреи в свою богоизбранность. Но и то, и другое - чистейший вздор. Да, это правда: Бог разделил человечество на знать и плебс, чтобы господа правили в сотворенном Им мире, а все остальные повиновались им и жили по законам Божьим, почитая своего Творца. Без нас, господ, на земле воцарилось бы безбожие и беззаконие, и наш мир превратился бы в царство Антихриста.