Едва зубами не заскрежетала!

— Ну что ж, — кесарь сделал еще один глоток вина, после посмотрел на меня и совершенно спокойно произнес, — я полагаю моей нежной супруге самое время вернуться домой, не так ли?

А чтоб тебя серые гоблины сожрали!

— Это вряд ли, — издевательски ответил супруг, — мир не тот, да и гоблины мне не соперники.

Он даже не стал говорить, что орки, и тем более полуорки ему не соперники тоже! Не стал, но я все прекрасно поняла. Сложно не понять стол явного намека.

Откинувшись на спинку стула, посидела, кусая губы и стараясь не сорваться на крик, вопли, вой и высказывания всего того, что я по поводу некоторых вечно-живущих думаю. И главное мог бы сказать сразу, но нет — позволил до всего дойти самой, и явно с огромным удовольствием проследил за моим разговором с Къяром.

— Ты была великолепна, — подтвердил мои мысли Араэден.

Посмотрела на него со всей ненавистью, на которую только была способна, а способности у меня запредельные, в смысле давно вышли за пределы того, что я о себе вообще знала.

— Где Динар? — ровно спросила я, сдерживая эмоции.

Хотя какого демона, кесарь и так о них знал, но видимо попытка сохранить лицо была тем единственным, что у меня оставалось.

Араэден улыбнулся, откровенно посмеиваясь над моей попыткой выглядеть невозмутимой, протянул руку и преломленное пространство отразило камеру. Темную, едва освещенную камеру, в которой на полу сидел полуобнаженный покрытый татуировками мужчина с небрежно собранными в хвост медными, до боли знакомыми во всех их оттенках прядями.

Динар.

Я узнала его даже со спины. Широкой, с могучим торсом не парня — заматеревшего мужчины. Я узнала его сразу. Я узнала бы его из тысячи мужчин. Узнала бы, даже будь он седым стариком. Узнала бы даже через сотню лет, что уж говорить о паре недель. Я…

Я узнала не только его. С болью отозвавшейся где-то глубоко внутри, я узнала и ту руну, что едва заметно сверкнула над головой бывшего правителя Далларии. Руна забвения.

Кристалл заискрился, возвращая меня к кесарю. Великому Ледяному свету, на губах которого играла победная улыбка, а глазах стыл вечный лед.

Да, Динар, ты оказался недостаточно подлым, для схватки с таким противником как кесарь. Просто недостаточно подлым. А вот у всех остальных подлости хватило. У орков, власть над которыми ты захватил, и вероятно именно по этой причине, они не стали посвящать тебя в возможности магии пресветлых. У кесаря, использовавшего меня как приманку. У тех, кто сопроводил тебя к границам территории орков, не сообщив — что эти земли единственное, что способно защитить от светлых рун.

— Это так подло… — прошептала я.

— Разумно, — парировал мой супруг.

— Подло… — повторила помертвевшими губами.

И больше не смогла сказать ничего, с ужасом осознавая — Динар не мог поступить иначе. Просто не мог. Как не мог не появится там, в храме, где его собирались принести в жертву, потому что там была его бабушка. Есть ценности, которые ты ценишь в жизни, а есть сверхценности — которые для тебя важнее жизни. Для Динара такими сверхценностями были семья и я, поэтому он и пришел, не мог не прийти.

— Примерно так, — согласился с моими рассуждениями кесарь. И произнес: — Я жду тебя, нежная моя.

Я отвела взгляд, и несколько секунд с тоской смотрела в окно, за которым медленно неспешно алело небо, предвещая рассвет, и в этом нежно-розовом небе багряно сияло темное светило — Черная звезда. Ее сияние затмевало все — рассвет, тускнеющие луны, исчезающие звезды… Забавно, когда я появилась в этом миру у темного светила не было никакого ореола, да и сияния не было тоже, если припомнить, а сейчас Черная звезда сияла. Сияла все ярче.

Медленно повернув голову к кесарю, я взглянула в его холодные глаза, и так же холодно произнесла:

— Нет.

Кесарь, собиравшийся было отпить еще глоток вина, отставил бокал, и взглянул на меня, вскинув бровь.

— Два: один, — я смотрела на него прямо, не отводя взгляда.

Потому что ошибки Динара я не совершу, и марионеткой больше не буду. С меня хватит!

— Кари, — очень ласково произнес кесарь. И добавил почти угрожающе: — Я не собираюсь больше спать один в нашей постели.

— Постель — ваша! — парировала я.

Пресветлый император несколько секунд мрачно смотрел на меня, а затем убийственно-нежно произнес: