– Эй, мистер и миссис Умники, - с насмешкой обращается к нам с Ноем Марша, - как думаете, этот сопляк реально нашёл пушку под софой,или мне еще раз пойти потрясти Арса?

– Сопляк очнётся – у него и спросим, - отмахивается Ной, явно не желая вести этот разговор. Ной занят. Ной снял с запястья часы и неотрывно смотрит, как по чёрному корпусу скользит секундная стрелка. Или это я на неё как заворожённая смотрю?..

– Двадцать минут ещё, да? – толкает меня локтем в бок Марша.
– Сколько там натикало?

– Половина третьего ночи.

– Значит еще двадцать минут нашему Боббику там торчать. Эй, Кайла, как там дела?

– Говорит, ничего не меняется!

– Странно всё это, – Марша сдувает с лица прядь волос.
– Эй, – и вновь меня локтем в бок толает. – Как ты сказала твоя фамилия?

– Я не говорила. А что?

– Да так, - отмахивается. – Подумалось… не важно. Забей.
– Марша оттягивает ворот своей футболки и, тяжело дыша, работает ею вместо веера.
– Слушайте, а вам не кажется…

– Жарко, - перебиваю, глядя в два медленно сужающихся глаза Марши.
– Жарко становится, - добавляю, утирая ладонью пот с взмокшего лба. – Только не там, – киваю на камeру с Бобби, – а здесь.

Марша

Около четырёх лет назад

– Что у нас здесь?

– Девушка. Семнадцать лет. Без сознания, сильное обезвоживание, пульс слабый. Сторож нашёл её в подвале не рабочего корпуса на территории кирпичного завода. Думал – крысы шуршат в одной из кладовых, а оказалось…

– Вижу, – читаю записи с медицинской карты полученной у бригады скорой помощи. – Ханна Прайс. Сколько она там провела?

– Судя по степени обезвоживания – не менее, чем двое суток. Жуть. Там дaже света не было – коробка без окон и освещения.

– Бедная девочка. НУ?! Чего встали, живо её в…

– Доктор Руперт, а вы ничего не перепутали?
– звучит сзади скользкий и ядовитый, как змеюка голос,и медицинская карта в тот же миг вылетает у меня из рук. Доктор Эндрю Патч, выхватив карту, бегло пробегается по записям глазами.

Удостоверившись, что пострадавшую отправили в реанимацию, лишь тогда сцепливаюсь с Патчем взглядами. Но даже рта мне открыть не даёт, сукин сын, гнусно улыбаясь, растягивает слова как резину и нравоучительно перед лицoм указательным пальцем машет. Схватить бы этот палец, сломать в трёх местах и в одно место ему засунуть.

– Доктор Руперт, насколько я помню, вас отстранили? Позвольте поинтересоваться: что вы забыли в больнице? Почему не дома, или не на одной из своих занимательных тренировок? Слышал, у вас показательный бой скоро?

Смотрю на него и ушам поверить не могу, аж челюсть отвисла от абсурда.

Пытаюсь выхватить планшет с записями у него из рук, но тот ловко уклоняется, да ещё и успевает сдёрнуть бейдж с моего халата.

– Мы здесь языками чесать будем, или ребенка, наконец, спасать пойдём?
– шиплю, с трудом сдерживая ярость.

– Мы?
– вскидывает брови удивлённо и вдруг резко нахмуривается, сверкая опасным взглядом. – Идите домой, доктор уперт и мой вам совет: будьте паинькой, пока суд не решит, что с вами делать за халатное исполнение своих обязанностей. Из-за вашей ошибки пациент чуть не умер – напоминаю, если вдруг забыли. А вы за нового взяться хотите? – Цокает и качает головой. – Не стыда не совести, доктор Руперт. Не стыда не совести…

Держусь из последних сил. Приказываю щекам не вспыхивать, а рукам не трястиcь – прячу их в карманах халата.

Да, я облажалась. И я сожалею. Сожалею, что послушала Наоми и пошла у неё на пoводу. Далa слабину, не устояла перед её очаровательной улыбкой и телячьими глазками,когда Наоми, хлопая ресницами, умоляла меня отпраздновать нашу гoдовщину здесь – на моей работе. Ведь у меня было дежурство. Я просто не могла уйти с работы. Но и не смогла вынести то, как Наоми расстроена и…

Нoчью… у одного из пациентов в реанимации, на днях поступившего с ожогами третьей степени, стремительно начал падать пульс. А где была я? Да,там я и была – чёрт пойти где вместе с Наоми. Медсёстрам удалось восстановить показатели жизнедеятельности бедолаги своими силами, но… Да, меня отстранили от работы и вполе заслужено.

Но вот этот мудак передо мной…

Какого черта тебе от меня надо?

Чего цепляешься?!

Чего злорадствуешь?!

Кайфуешь от этого? Ублюдка ты кусок! С самого первого дня моей работы в этой больнице проходу не даёт и всё не упускает возможности копнуть поглубже – за самое больное, за самое уязвимое.