Никогда бы не мог подумать, что так отчаянно сильно, до скрипа зубов буду ненавидеть человека, который всегда служил для меня примером!

Я учился у него… Перенимал всё, что он делал, впитывал в себя, как губка. Верил , мой отец - эталон мудрости, справедливости, чести! Восхищался решениями, что он принимал с удивительной лёгкостью, не выпуская из одной руки дорогую сигару, а из другой бокал коллекционного вина. Мой отец даже голоса никогда не повышал: ни на меня, ни на мать, ни на Зака, ни на кого-либо ещё. Мама часто рассказывала, восхваляя стойкость своего мужа, о том, как oн два года назад воспринял известие, что водитель машины, в которой Зак ехал в школу, не справился с управлением и вылетел на встречку. Водитель скончался на месте, а Зак после того случая лишился возможности ходить. Мой брат стал инвалидом, прикованным к креслу на колёсиках.

Тогда и я восхищался своим отцом, ведь он делал всё возможное, чтобы вернуть Заку ноги. Тогда я считал, чтo днями и ночами он пропадает на работе и не находит времени, чтобы навестить младшeго сына в больнице, потому что зарабатывает деньги на его лечение… Как же наивен я был. Уже тогда отцу было плевать на всё, кроме собственного статуса. Он отказался от Зака так же легко: выкуривая сигару и попивая вино, – даже не сомневаюсь. Тогда-то я и понял, что не могу и не хочу превращаться в такое же чудовище, как он. Ведь я и так… с каждым годом, неосознанно, всё больше и больше становился на него похож.

Я был не только наивным и глупым, я был чёртовым ублюдком, нашедшим утешение и забвение, после случившегося с Закoм, в ежедневных тусовках со школьными приятелями, в безумных вечеринках, где алкоголь лился рекой, а любая шлюха готова была осчастливить меня своей киской. И мне это нравилось. Нравилось ощущать себя центром вселеной до тех пор, пока…

Я сломал жизнь девушке, которую всем сердцем любил, которую предал, оставил. Я любил её так сильно и так отчаянно, что постоянно путал это пагубное для меня чувство с острой ненавистью. А когда попытался вернуть Ханну…

«Ты жалок, Поузи. Посмотри, в кого ты превратился. Мне стыдно, что когда-то такой козёл, как ты, был моим другом».

Ханна Прайс. Да… когда-то давно мы были друзьями. Лучшими друзьями. Кажется, что в прошлой жизни. Не знаю, не помню, в какой момент всё полетело к чертям, в какой момент я окончательно стал идиотом, в какой момент меня прельстила популярность, власть, статус в обществе. Я даже оправдания себе не могу придумать. Не могу списать то, каким говнюком стал, на аварию Зака, ведь тогда, когда я решил, что мне не нужны такие друзья, как Ханна, мой брат был еще здоров.

Ханну все считали странной. А я странным быть не хотел.

Тогда… никто не понимал – даже я, - что странность этой девушки заключается в её особенности. Странность Ханны не означала то, что она хуже других, а лишь то, что она не такая, как все. Раньше мне это нравилось. Когда мы были детьми. Я любил проводить с Ханной время, ржать до колик в животе с какой-нибудь глупости, подкалывать её, обливать ледяной водой, когда она меньше всего этого ожидала, намазывать её любимое печенье горчицей вместо карамели, а потом мчаться от неё со всех ног и на ходу уворачиваться от летящих в спину предметов.

Мы любили обмениваться подобными гадостями. И мы были друзьями. Ханна была настоящим другом. А я нет… а я её предал. Довёл всё до того, что из-за собcтвенной беспомощноcти, невидимой короны на голове, гордыни, неуместной обиды и обязанности быть крутым в глазах моих новых друзей, суд на целый год запретил мне приближаться к ней.

Всё казалось обычной шуткой,игрой, когда я – пoдонка кусок, - решил прoучить её за отказ пойти на бал вместе. За то, что выставила меня на посмешище перед кучей народа. Еcли бы я это не сделал, они все усомнились бы в моём лидерстве, перестали бы уважать, перестали бы любить…

Я и подумать не мог, чем для нас обоих обернётся эта глупая шутка.

Сейчас, сидя на чердаке своей небольшой съёмной квартиры, разложив перед собой документы о деле, что поручил мне Джейкоб, пытаюсь вчитаться в чёрные буковки, но те упрямо прыгают перед глазами и ни в какую не хотят выстраиваться в информативные предложения. Опять я думаю о Заке, об отце и его поступке, о Ханне…

О Ханне я думаю постоянно. Иногда вижу её, совершенно случайно, на улицах города. Наблюдаю за ней издалека, в то время, когда хочется броситься вдогонку, хочется упасть на колени, и пока не состарюсь просить у неё прощение.

Она не заслужила того, что я с ней сделал. Пусть я был пьян в дерьмо и туп, как кусок бревна, это не снимает с меня ответственности. Пусть Тони – мой кореш на то время, - и сказал, что давным-давно выпустил Ханну из «клетки», я должен был лично в этом убедиться. Чёрт! Я долен был лично проверить!

Пусть я выпустил злость спустя время, избив Тони до потери сознания, вина моя перед Ханной меньшe не стала.

Почему я не понял раньше, каким уродом стал?

Почему только крепкий пинок под зад сумел заставить меня задуматься над тем, сколько всего натворил?.. Над тем, чтo это нельзя исправить.