Нынче дежурил адъютант Розена поручик Волховский. Поздоровавшись, Андрей остановился на пороге. Окинув вошедшего равнодушный мимолётным взглядом, офицер вновь вернулся к своему занятию: перо в его руках продолжило бег по бумаге. Ефимовский тихонько кашлянул, желая привлечь внимание, но адъютант Розена даже бровью не повёл. Штабные офицеры превосходно освоили науку выказывать собственную значимость и низвести любого посетителя до уровня надоедливого просителя.

— Ваше благородие, — теряя терпение, обратился к нему Ефимовский, могу я увидеть его высокопревосходительство.

— Вы по какому делу, штаб-капитан? — холодно осведомился адъютант, прервав своё занятие.

— Прибыл для дальнейшего прохождения службы, — подал ему свои бумаги Андрей.

Бегло просмотрев бумаги, Волховский вернул их ему:

— Генерал нынче не принимает, — поднялся со стула поручик и прошёлся по узкой приёмной. — Приходите завтра.

— Может быть, вы подскажете, где здесь можно остановиться? — пересилив неприязнь, что у него появилась к холёному и высокомерному адъютанту Розена, осведомился он, тоном как можно более любезным и мягким.

— Охотно, — отвечал Волховский. — Коли надолго рассчитываете задержаться, то лучше снять квартиру. Выйдете из здания штаба и поворотите налево, увидите большой дом с белыми колонами. Владелец — купец Халатянц, обыкновенно он весьма охотно сдаёт комнаты и по вполне умеренной цене.

Сдержано поблагодарив Волховского за полученные сведения, Андрей направился к постоялому двору, рассудив, что рано пока снимать комнаты, коли судьба его пока не решена. Вдруг ему будет отказано в просьбе о переводе и придётся всё же ехать в Новые Закаталы.

Сняв комнату на постоялом дворе, Ефимовский отужинал, и лёг спать. Андрею казалось, что он уснёт, как только голова его коснётся подушки, но стоило только прилечь, как сонливость сняло, будто рукой. В тишине комнаты, прислушиваясь к завываниям зимнего ветра за окном, мыслями он вновь, как и множество ночей до этой, вернулся в Веденское. Он не понимал, что заставило Марью Филипповну прийти к нему в опочивальню после полуночи. Она не единожды ему отказала, стало быть не питала к нему никаких чувств, а потому он не находил объяснений её поступку.

От размышлений над обстоятельствами последнего свидания, мысли его плавно перетекли к воспоминаниям о той самой ночи. Закрыв глаза, Андрей вспоминал свои ощущения: мягкость бархатистой кожи, пленительные округлые изгибы под его ладонями. Сон смешался с явью, и проваливаясь в дрёму, он уже не мог отличить, где его воспоминания, а где мечты, о той, что и по сей день желал столь же страстно.

Когда он открыл глаза, свет холодного зимнего утра уже вовсю заливал комнату. Прошка давно вычистил и приготовил мундир, на столе стоял поднос с остывшим чаем и лёгкой закуской.

Быстро облачившись в одежду, Ефимовский отхлебнул из кружки холодный чай и поспешил в штаб. Розен был на месте, но Андрею пришлось обождать, пока генерал отправит курьера с поручением и только после того соизволит принять его. Аудиенция не заняла много времени. Оторвав взгляд от документов, Владимир Григорьевич внимательно вгляделся в стоящего перед ним офицера:

— Мы с вами ранее нигде не встречались? — поинтересовался он.

— В Польскую кампанию, под Остроленкой, — напомнил ему Андрей.

— То-то я смотрю лицо мне ваше больно знакомо, — тепло улыбнулся Розен, отчего в уголках его глаз разбежались лучики морщинок. — Насколько я понимаю, ваш отпуск по ранению ещё не окончился, потому, признаться честно, увидеть вас здесь весьма неожиданно.

Андрей промолчал. Да и что он мог ответить? Не рассказывать же Розену, что из-за женщины сорвался на Кавказ в надежде, что пуля оборвёт его мучения. Глупо. Поступок, присущий мальчишке, нежели боевому офицеру, знающему истинную цену жизни. Не дождавшись ответа, Владимир Григорьевич продолжил:

— Не стоит пренебрегать возможностью провести время с теми, кто нам дорог. Слава от вас никуда не денется.

— Ваше высокопревосходительство, состояние моего здоровья вполне позволяет продолжить службу на благо отечества, — глядя прямо в глаза Розена, отвечал Ефимовский.

— Оставьте пафосные речи, Андрей Петрович. Я не стану пытать вас о причинах, заставивших покинуть мирную гавань. Это только ваше дело, но хочу напомнить, что возможность вернуться в Петербург вам представится нескоро. Так может не стоит принимать поспешных решений?