– С тех самых пор, как ее завод может перейти в руки иноверцу. Любой мало-мальски приличный инженер сообразит... Да сама понимаешь, что сообразит.

– И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю поступить так, как должно.

В кабинете повисла тишина, нарушаемая только завываниями ветра.

Немексиддэ медленно поднялась из-за стола, расправила тяжелые складки платья, прошлась по комнате. Ингегерд все это время молча смотрела в серое небо за окном. "Как должно" не требовало никаких комментариев и уточнений.

– Не вдаваясь в морально-этическую сторону вопроса, а вам есть чем откупиться после очередных пышных похорон? Эдельстерн не Эвальд, полынный дистиллят тут не поможет.

– Ингмар, будь так любезен, помолчи, - Наместница, по счастью, одернула его раньше, чем Ингегерд. Та бы сделала это в других выражениях.

– Я лишь интересуюсь, чем вы собираетесь оплатить очередной тер...

– Помолчи, Ингмар. Я тебя поняла. Ингегерд, нет.

– Последней наместницей, с которой считались, была Рэдум Эстер, - с некоторым нажимом произнесла Ингегерд.
– У тебя еще есть шанс сравняться с ней.

– Полагаю, двенадцать лет назад Нейратез сказала Рэдум то же самое, но там последней наместницей, с которой считались, была Эстер Сигрлинд?
– медовым голосом осведомился Ингмар из своего угла.

– Для... южанина вы неплохо знакомы с нашей историей, - процедила Ингегерд. Она уже не первую минуту сожалела, что так и не сумела протащить с собой ничего огнестрельного.

– Как южанин я могу вам сказать, что в данном конкретном случае история вряд ли повторится. Кесарю больше не требуется квалифицированного снятия похмельного синдрома и у него есть голова на плечах. Он помнит, что Дэм-Вельда - провинция Каллад. Пусть самая полезная и богатая, но - провинция. Не считайте себя внутренней империей. Второй раз убийств, обставленных с такой беспардонной наглостью, вам не спустят.

Спорить с южанином было ниже достоинства чистокровной нордэны. Ингегерд вновь обратилась к наместнице:

– Немексиддэ, решать тебе. Но Нейратез видит прямую волю богов. Что просит учесть.

– Колокола не звонят уже лет десять, - отмахнулась Немексиддэ. Ингегерд только и оставалось, что рот открыть: признать факт молчания богов при иноверце было чем-то немыслимым.
– Уж мне вы с Нейратез сказки не рассказывайте. Но позицию Храма над морем я поняла.

– Мы твоей не поняли.

– Вы, миледи Ингегерд, не кесарь, - ввернул маг.
– Так что оставьте монаршее "мы".

– Я представляю Храм над морем и Нейратез!

– А я, по всей видимости, представляю здравый смысл...

Немексиддэ поднялась и сверкнула глазами:

– Замолчите оба. Ингмар, выйди.
– Ингегерд не обернулась, и лишь с удовольствием услышала, как тихо клацнула дверь. Поганый маг даже не изволил садануть ей на прощание, словно его не выставили вон, как школяра при беседе взрослых людей.
– Хорошо, Ингегерд, я поясню мою позицию, - прищурилась Немексиддэ. Видимо, она все-таки разозлилась, во всяком случае, двигаться стала более резко и чуть повысила голос.
– Я хочу, чтобы ты и Нейратез бросили самодеятельность. Вашу дурную, безответственную, опасную и стоящую мне лично многих нервов, скандалов и испорченных отношений самодеятельность. Ее цена - полное небытие. Вы не можете приказать времени пойти назад, яблоням расцвести на снегу, а Дальней Дэм-Вельде - вновь сделаться пригодной для жизни. Все кончено, Ингегерд, а что не кончено - то кончается. И в ситуации, в которую мы... скажем так, мы попали - хотя, замечу, вот уж это судьбой назвать трудно - лучше вести себя тише и вообще не привлекать внимания. Тем более, что колокола молчат.

– Не молчат.

– Молчат, Ингегерд, и молчали, когда я еще носила косички и короткие платьица.

– Да, с таким взглядом на вещи сложно, наверное, вести Дэм-Вельду к будущему...

– У Дэм-Вельды будущего нет. Посмотри на рождаемость, посмотри на смертность. Посмотри на диагнозы, с которыми рождаются дети.

– Тебе не хуже меня известно, что рождаются только здоровые дети.

– Я надеюсь, когда нас не станет, сюда не приедут и не будут нас изучать, проводить раскопки, потрошить секреты. Из всей дряни, которую я сделала или позволила сделать в этой жизни, мне больше всего будет стыдно за Красное Веретено. Если море что-то оставит суше, под утесом найдут очень много скелетов со сросшимися пальчиками. Ты когда-нибудь видишь это во сне? Ты вообще еще видишь сны, Ингегерд? Или только сияющее будущее?

– Тем меньше оснований миндальничать.

– О, вот в бесхребетности вас с Нейратез никак не обвинить. Я даже уже не думаю, что вы слепы или глупы. Вы обе просто ненормальны.

– Или у нас осталась воля, которой не осталось у те... которой не осталось у других.

– Да, ты совершенно права: у меня никакой воли на все это смотреть не осталось. Нужно перебираться на континент, пока еще есть кому перебираться.

– И что там делать? Полы мыть по причине внезапно пропавшего у нас таланта к точным наукам? Я не говорю о том, что Аэрдис, потеряй твой любезный Каллад преимущество в технологии, тут же раскатает его в тонкий блин.

– Ингегерд, соображения, по которым мы тут сидим можно назвать разными словами, например, "гордыня", "прагматизм" или "трусость". Но вот точно не стоит приплетать сюда "самопожертвование".

Ингнегерд стоило большого труда не засмеяться. Немексиддэ напоминала ей человека, который пошел копать траншею с детским совочком. Причем траншею, лежащую ровно по линии прибоя.

– Хорошо. Поставим вопрос иначе. Как полагаешь, какой процент калладцев нас не ненавидит? Я спрашиваю именно с такой формулировкой, потому что в данном случае подразумевается ненависть, а не ее отсутствие.