– В такие минуты я искренне хочу тебя поколотить, как последняя мещанка, застукавшая благоверного с горничной. А заодно серьезно побеседовать с вашим Создателем, дальновидно разрешившим вам лгать во спасение направо-налево, - пробурчала Дэмонра, отворачиваясь.

– Когда ты умудрилась ознакомиться с этим любопытным постулатом?
– удивился Рейнгольд. Широкий и совершенно бессистемный набор знаний нордэны не в первый раз ставил его в тупик.

– Когда мать с отцом скандалили. Ты удивишься, узнав, сколько интересного о жизни я услышала под звон бьющегося фамильного фарфора. Думаю, именно тогда я получила свое самое практическое и приближенное к реальности образование, - доброжелательно пояснила Дэмонра.
– Не хмурься. Мой папа, напоминаю, был министром просвещения. Он всегда употреблял только парламентские выражения. А мамины мне тоже пригодились в жизни.

– Мы с тобой никогда не будем бить фарфор, - пообещал Рейнгольд.
– И нашим детям мы все объясним каким-нибудь более банальным, но и более педагогичным способом.

Нордэна вздохнула и махнула рукой:

– То же мне два мудреца нашлись. Ладно, пойдем в дом, тебя ждет сюрприз.

Рейнгольд с некоторой опаской прошел в гостиную. Слово "сюрприз" в устах нордэны редко означало что-то такое, что могло бы понравиться калладцу. Но нет, отпиленная голова Эйвона Сайруса не висела прибитой к стене над любимым креслом Рейнгольда. Да и новомодного трехногого пулемета в комнате не появилось. Но из этого еще не следовало, что стоило ожидать чего-то менее живописного.

– Сначала я хочу, чтобы ты заглянул в кухню, - туманно заметила Дэмонра.

Он не без опасений исполнил эту невинную просьбу. Кухня находилась в состоянии полного беспорядка. Насколько Рейнгольд знал, такой разгром мог остаться только после панического бегства наголову разбитой армии или "тихого и мирного торжества в узком кругу сослуживцев". Вместо традиционного чулка на люстре сиротливо висело условно белое полотенце, как знак окончательной капитуляции порядка перед хаосом.

– Ладно, Рейнгольд Зиглинд, видимо, по-хорошему мы не договоримся. Ты вынуждаешь меня пойти на крайние меры и нарушить кодекс Клодвига, - многозначительно произнесла Дэмонра.

Упомянутый кодекс первые триста лет своего существования запрещал применение пыток по отношению к аристократам, а оставшиеся двести - и ко всем прочим. И кодекс Клодвига можно было бы смело считать самым гуманным изобретением калладской юстиции с момента ее появления, если бы не тот факт, что к нему прилагалось три тома различных поправок и исключений. В институте Рейнгольд немало времени пробился над тем, чтобы хоть как-то систематизировать данные поправки, но сдался после первых четырех килограммов просмотренных текстов. В процессе работы он уяснил, что при желании из-под действия кодекса можно вывести кого угодно, вплоть до дальних родичей кесаря и внезапно спорхнувших с фрески Заступников.

– Для применения "крайних мер" в отношении дворянина нужны доказательства...

– Юристы всегда брешут!
– выдала свое обычное объяснение Дэмонра.
– И вообще, хорошая провокация решает многие проблемы.

– Вот пока так думают даже образованные слои населения, ни о какой конституции и речи идти не может, - отшутился он.

– Зачем нам конституция?
– Дэмонра, похоже, недоумевала на этот счет совершенно искренне, как и почти все нордэны. Право Архипелага проходило у Рейнгольда отдельным курсом, из которого он вынес твердое убеждение, что с этим народом не стоит слишком тесно дружить и ни в коем случае нельзя воевать. Проблема состояла даже не в том, что за любые военные преступления, от отхода с позиций при отсутствии приказа до украденной из обоза картофелины, предусматривалось одно и то же наказание - расстрел на месте, и дисциплина у северян была соответствующая. На Дэм-Вельде не существовало даже понятия "дезертирства", потому что у самовольно покинувшего фронт человека на островах не имелось ровно ни единого шанса выжить.

Куда больше Рейнгольда беспокоило проходящее через все нордэнские тексты красной нитью туманное "благо государства" - впрочем, с нордэнского это скорее следовало перевести как "благо земли". Если стремление к нему находилось в действиях обвиняемого, подавляющая часть преступлений по нордэнскому закону переставала рассматриваться как таковые. По большому счету, при соответствующей аргументации это была индульгенция на грабеж, убийство и что угодно другое. Рейнгольд очень не завидовал людям, чьей основной специальностью являлась эта, на его взгляд страшноватая, казуистика. Зиглинду вообще не нравилась ситуация, когда за один и тот же поступок можно получить и медаль, и расстрел. А если присовокупить к этому до сих пор существовавшие по "праву стали" божьи суды, бывшие у нордэнов совершенно обычным делом, то законы Архипелага вызывали у него помесь недоумения и ужаса. Уж очень дико выглядели люди, верившие, что невиновный человек может спокойно коснуться раскаленного металла и не обжечься. И еще более дико выглядело то, что те же самые люди собирали наиболее совершенные на сегодняшний день пистолеты и винтовки.

– Конституция нужна болтунам из сената, - тем временем продолжила Дэмонра.
– Нам нужны хорошие пушки. Если у нас будут хорошие пушки, мы будем колошматить все эти высокоразвитые конституционные монархии с их гражданскими свободами. Я про Эссу, Эфэл и Эйнальд. С Кэлдиром пока можно дружить против первых трех. Они менее высокоразвиты - то есть не драпают с поля боя при первом залпе с воплями "артиллерия - это негуманно!" - и у них адекватный король.

"Адекватный король" Кэлдира не долее как двадцать лет назад устроил массовую резню среди древнейших фамилий в поисках злодеев, организовавших против него некий заговор. Нашел он заговорщиков или нет - об этом знал только сам Грэгуар Третий - но количество людей, намекавших, что единственный сын Грэгуара недостаточно умен, чтобы взять бразды правления после смерти отца, существенно сократилось. Счастливчики успели удрать в не то чтобы очень дружественный Кэлдиру Эфэл - по слухам, прихватив кое-что из казны - а остальных ждал куда более дальний путь. В те годы Кэлдир едва не подписал с Каллад договор о взаимной военной поддержке, фактически развязавший бы кесарии руки на западе, но соседние королевства вовремя одумались и дружно простили поправшего гуманные принципы Грэгуара. Король Кэлдира получил из Эфэла ранее сбежавших счастливчиков, вкупе с извинениями и денежной компенсацией. Каллад получил дешевый картофель и баснословное количество кэлдирского белого вина. Первые лет пять все были довольны, а потом эфэлцы, традиционно разобиженные на весь белый свет и недолюбливающие кесарию, решили, что их жестоко оскорбили, и все пошло по кругу.

– Я твою позицию понял, - вздохнул Рейнгольд.
– Так какое отступление от кодекса Клодвига меня ждет?

Нордэна загадочно улыбнулась и извлекла из недр кухонного шкафа глубокую тарелку. Наученный опытом, Рейнгольд как наяву увидел страшные блинчики, но порция бесформенного "чего-то" выглядела внушительнее.

Призвав на помощь всю свою вежливость, он осторожно принюхался.

– Нет, Рэй, оно не умерло, - оценила ситуацию Дэмонра.
– Оно просто так выглядит. Не бойся, руки к тебе оно тянуть не начнет, я ему их отрезала. Это нордэнский рецепт, все натурально и аллергии не вызывает. Ну что, скажешь мне по-хорошему, что тебе наговорил врач, или будем приступать к детской игре "ложечку за маму, ложечку за папу, ложечку за кесаря..."?