Шрифт:
Целтин мотнул головой, отмечая про себя, что религиозная тарабарщина последнее время лезет в его голову всё чаще и чаще. Это не есть хорошо, потому что общеизвестно, в каком случае человеческое сознание чаще всего обращается к религии: когда над головой сгустились сумерки неведения и неясно, как быть дальше.
Громов отошёл от гермодвери, скользнул к доселе невидимой нише, извлёк что-то продолговатое, приставил к стене. Целтин пригляделся, угадал огнетушитель, судя по раструбу, порошковый. Значит, система пожаротушения тоже дело рук федералов – преосторожные, однако, берегут пришельца, как зеницу ока.
Громов не дал домыслить, оборвав ассоциативную цепочку в голове Целтина.
– У тебя в карманах есть что-нибудь металлическое?
– Что, простите?
– Мобильный телефон, ключи – что угодно?
– Существо настолько опасно?
Громов кивнул, не вдаваясь в подробности.
– Вы не представляете насколько, – ответил Панфилов, подхватывая под мышку огнетушитель с пола.
– А это зачем? – кивнул Целтин, шаря по карманам.
– Вы действительно хотите это знать? – усмехнулся Панфилов, занимая прежнюю позицию чуть сбоку от распахнутой двери, за которой угадывалась внутренняя створка шлюза.
Целтин развёл руками. В пальцах правой назидательно звякнула связка ключей, словно напоминая: вот она я, не забудь отдать, ведь движешься машинально.
Громов извлёк из ниши картонную коробку без крышки, протянул.
– Положи сюда.
Целтин вздрогнул, на всякий случай заглянул внутрь. Пусто. Хотя он и не мог с уверенностью сказать, что ожидал увидеть на дне... Себя, беседующим с Громовым у того в кабинете полчаса назад? Или нечто несуразное, что не поддаётся логике, как и всё в стенах пансионата?
А сколько, собственно, минуло времени с момента, как его встретил Панфилов? Целтин не мог сказать точно. Зато вспомнил о часах. Быстро отправил их в коробку, вслед за связкой ключей.
– Это всё? – Громов медлил. – Нательного ничего нет? Крестик, например, или жетон?
Целтин отрицательно мотнул головой.
Громов кивнул. Отвернулся к нише, поставил коробку на полку. Вновь обернулся к Целтину, смерил усталым взглядом с головы до пят, словно всё ещё сомневался, стоит ли вести гостя до конца или пора остановиться, пока не перегнули окончательно?
– Не будете закрывать? – спросил Целтин, чтобы хоть как-то прервать давящую паузу.
Громов прищурился, через силу улыбнулся.
– Нет необходимости. Не волнуйся, вещи никто не тронет, – он выждал театральную паузу. – К тому же ещё неизвестно, вернёмся ли мы все обратно в здравии.
Целтин сглотнул – вот это точно был перегиб. Полковник явно нервничает, раз не контролирует речь. До сего момента федерал старался удерживать себя от двусмысленных выражений. Сейчас в его голове что-то переломилось, и Целтин знал, что виной всему – страх. А может даже, ужас, потому что творящееся в Воротнем было ни в коем разе не сравнимо с тем, что происходило в Кандагаре, где, по крайней мере, всё было понятно.
Громов кивнул, будто прочёл мысли Целтина.
– Вы чего-то боитесь? – не сдержался Целтин, подходя к двери.
Панфилов вскинул огнетушитель, как базуку.
– Видели следы от пожара на первом этаже?
– Да, видел.
– Когда всё только началось, они позвали батюшку, в надежде, что тот изгонит беса. Но... книжки врут, – Панфилов самонадеянно улыбнулся. – Священнослужители бессильны против ИПС. Горят за милую душу!
– Как это могло случиться? – Целтин был сбит с толку, хотя уже слышал эту историю.
– Мы пока не знаем, как подобное возможно, – быстро объяснил Громов, подходя к внутренней двери. – Возможно, ИПС способно генерировать некоторые виды энергии. Что при этом является первоисточником – тоже не особо понятно. Но факто остаётся фактом: оно может поджигать предметы на расстоянии.
– На священнике загорелся нательный крест, – уточнил Панфилов. – Такое заключение дала судмедэкспертиза.
– Но это невозможно, – выдавил в который уже раз Целтин.
Федералы переглянулись.
– Все готовы? – спросил Громов и, не дожидаясь ответа, толкнул створку внутрь.
Гула, каким сопровождалось открытие наружной двери, не последовало. Дохнуло смрадом, отборным, так что заслезились глаза.
Целтин прикрыл лицо, силясь подавить рвотные позывы. Складывалось впечатление, что в убежище устроили братскую могилу. Пахло действительно разлагающейся плотью – сомнений не было никаких! – и это вгоняло в оцепенение. Замерли даже федералы, которые, вроде как, должны были уже привыкнуть каждый день ступать в могилу...