— Ты не понимаешь?!

Гвендолин все-таки сорвалась на крик, испугалась этого и опрометью бросилась в спасительную тишину своей комнаты. Через пару секунд дверь открылась, и на пороге возникла Полина.

— Ты меня пугаешь, — заявила она. — Что происходит? Кто тебе что наплел?

— Никто мне ничего… — Гвен сглотнула вставший в горле комок, — не наплел. Я сама. Я сама все видела. Своими глазами.

Кажется, Полина начала соображать. На ее лице промелькнули непонимание, недоумение, а потом — это точно было заметно — догадка.

— Ты видела нас с принцем? И всего-то?

— Всего-то? — ужаснулась Гвендолин. — Так это еще не все?!

Ее трясло от обиды и разочарования. Даже руки заледенели.

— Не гони лошадей, — взмахнула руками Полина. — Что ты могла видеть? Я узнала кое-что важное насчет отбора и сообщила об этом принцу, а он показал мне пляж и проводил обратно к особняку. И все! Что тут такого?

Но Гвендолин видела по ее глазам, что все гораздо серьезнее. Может, Полина обманула ее не со зла, может, просто не устояла перед Дарнеллом, как и многие до нее, но от этого ничуть не легче. Казалось, счастье так близко, но до него снова не достать рукой…

— Уйди, пожалуйста.

— Но… Гвен! Позволь хоть объясниться. Ты же меня даже не слушаешь.

— Уйди, я прошу! Дай мне побыть одной.

— Никуда я не уйду. — Полина загородила дверной проем, и тогда Гвен сделала то, чего сама от себя не ожидала.

— Тогда уйду я, — сказала она и оттолкнула Полину с дороги.

Ноги сами понесли ее на лестницу и дальше, через холл, к выходу. Слезы застилали глаза, но так и не падали с ресниц. Гвендолин вылетела на крыльцо и там столкнулась с кем-то, так что искры посыпались.

— Ваша светлость, вы не ушиблись?

Ирвин придержал ее за талию, помогая устоять на ногах. Кончик его длинной косы упал ей на грудь, выбившиеся волосинки защекотали кожу.

— Я… нет… Нет, все нормально, — пролепетала Гвен тихо-тихо, чтобы не расплакаться.

— А я вижу, что ненормально, — посерьезнел Ирвин и выпрямился, увлекая за собой Гвен. То, как легко он удерживал ее практически на весу, пугало и завораживало. Гвен не думала, что он такой сильный. — Вас иномирянка обидела? Кинулась в драку? Обокрала? Накричала?

— Нет, — поникла Гвен. — Это я.

— Что — вы?

— Накричала и обидела.

Почему-то сейчас собственное поведение казалось детским и глупым. Леди не должна вести себя так импульсивно. Было стыдно и плохо, но вернуться, чтобы извиниться, представлялось чем-то слишком страшным. Да и видеть подругу сейчас, зная, что она провела с Дарнеллом прекрасные закатные мгновения, было слишком больно.

— Не верю, — заявил Ирвин. — Вы не могли. Простите, герцогиня, но вы чего-то недоговариваете.

Оруженосец отстранился, отпустил ее, стало гораздо холоднее, хотя и спокойнее.

— Нет, я говорю совершенно честно, — сказала Гвен, ненавидя себя за робость и нерешительность. — Я повела себя глупо и сожалею об этом.

Ирвин вздохнул, и вдруг лицо его прояснилось.

— Давайте прогуляемся перед сном, и вы мне все расскажете, герцогиня.

Она взяла его под руку и позволила увести себя в глубину вечернего сада. В сгущающихся сумерках яркими точками горели цветы и фонарики, один за одним вспыхивающие среди зелени. Одуряюще сладко пах воздух, земля щедро делилась теплом, и в цветочных кустах просыпались ночные бабочки.

— Позвольте спросить, ваша светлость, — начал Ирвин после долгого молчания. — Вы уверены, что леди Полина вас ничем не шантажирует и ни к чему не принуждает?

Гвен возмутилась:

— Ну конечно уверена! Что за глупости ты вечно сочиняешь?

— Боюсь, это не глупости, — улыбнулся Ирвин как-то невесело. — Тогда позвольте еще один вопрос.

Гвен молча кивнула.

— Ваши чувства к принцу, — Ирвин остановился в тени беседки и повернулся лицом к Гвен, — действительно так сильны? Вы его любите?

Гвендолин испуганно замерла на месте. Даже в страшных кошмарах она никогда ни с кем этого не обсуждала, тем более с мужчиной. А уж тем более с Ирвином…

Но его глаза горели решимостью, и их мягкое мерцание не позволяло отвести взгляд.

— Почему ты спрашиваешь? — наконец проронила она.

Волшебство вечера, еще не ставшего непроглядной ночью, но уже растерявшего краски дня, превращало этот разговор в игру, в шалость, и Гвен почувствовала необычайное возбуждение. Ее зазнобило, ладони вспотели, а она никак не могла перестать смотреть в лицо Ирвина.