Шрифт:
Таким образом, Трибулэ, воспитанный и преобразованный совершенно в спартанском духе, мог занять место в свите Людовика XII; он даже сопровождал короля в Италии, во время экспедиции против Венеции. В 1509 г. Жак Маро в своей «Венецианской Войне» рассказывает о взятии замка Пешьэра [40] и упомпнает о шуте, который, не без волнения, присутствовал при осаде города: «Трибулэ, шут короля. Имея отвращение ко всякому шуму, бегал по комнате в сильном страхе и наконец, забрался под кровать и пожалуй, сидел бы там до сих пор, если бы его оттуда не вытащили. Но при дворе Франциска I Трибулэ занимал блестящее положение и высоко держал свои жезл; острые словечки и резкие ответы, которые ему приписывают, могли бы составить целую книгу. Но многое только приписано ему и взято из разных сборников о шутах, как французских, так и разных других.
40
Пешьэра находится на Минчио, в 24 километрах от Вероны, составляет часть знаменитого четырехугольника северной Италии: (Пешьэра и Мантуя на Минчио, Верона и Леньяно на Эчио).
Однако, некоторые остроумные ответы и слова принадлежать ему; но мы только не знаем сам ли он был их автором пли перенял их от других. Трибулэ является нам, то шутом, который не уважает никого, даже и духовенство, то представляется в виде юродивого и дает советы Франциску I и тот всегда им следовал.
Шут Трибулэ на средневековой гравюре
«Однажды, рассказывает Бонавевтура де Перьэ, король вошел в так называемую Святую Часовню в Париже, чтобы отстоять вечерню. Трибулэ последовал за ним; когда они вошли туда, то в часовне царила мертвая тишина. Несколько времени спустя, епископ начал “Deus in auditorium”; певчие ему вторили. Тогда Трибулэ встал со своего места, подошел к епископу и оскорбил его. Король увидев это, подозвал к ceбе шута и спросил у него зачем он это сделал; Трибулэ отвечал ему:
– Ах, кузен, когда мы сюда вошли, всё было тихо, а этот человек первый начал шуметь и его следует за это наказать.
Из этого видно, что королевские шуты пользовались большими преимуществами и им прощалось многое. Оскорбление духовенства считалось большим преступлением.
Трибулэ, между тем, относился всегда с большим презрением к знати, а такое неуважение также считалось таким же преступлением, как и оскорбление духовенства.
Однажды, какой-то вельможа угрожал Трибулэ, что изобьет его до смерти палками за то, что шут позволил себе; дерзко отзываться о нем. Трибулэ пошел жаловаться Франциску I:
– Не бойся ничего, – ответвил ему на это король, – если кто осмелится так жестоко обойтись с тобою, тот будет повешен четверть часа спустя.
– Ах, кузен, – возразил шут, – спасибо тебе за такую милость, только уж доверши благодеяние, прикажи его повесить на четверть часа раньше.
Это очень острое словцо для человека, который в своей юности был несчастным заикой; вероятно, метод воспитания, употребленный Ле Вернуа, был весьма действенен, чтобы вложить в такую рогатую голову столько ума, как об этом говорит Сан-Маро.
Но вот замечательна одна несообразность; в рассказанном нами анекдоте Трибулэ выставлен, как человек остроумный и который никогда не задумается над удачным отвнтом, тогда как в «R'ecr'eations historiques, critiques, morales et d’'erudition» Дродю Радье (Париж 1787 г. 2 тома), выставляют этого шута, как политического советника одного из самых мудрых и вдохновенных.
Когда Франциск I предпринял в конце 1524 года экспедицию, которая должна была окончиться разрушением Павии и пленом короля, Трибулэ присутствовал на военном совете, собранном для того чтобы придумать средство, как проникнуть в Италию. Присутствовавшие, конечно, предлагали различные средства. Трибулэ, также бывший на этом совещании, обратился к Франциску с полною фамильярностью:
– Кузен, ты хочешь остаться в Италии?
– Нет!
– В таком случае, все ваши предложения никуда не годятся.
– А почему?
– Вы много рассуждаете о том, как проникнуть в Италии, но это вовсе не самое существенное.
– А что же самое существенное?
– Самое существенное – это выйти оттуда, а об этом никто и не думает говорить.
Четырнадцать лет спустя, когда Франциск I широко открыл двери своего королевства Карлу V и позволил императору, бывшему тогда в Испании, отправиться в Гент и наказать жителей города за их возмущение, чтобы таким образом Карл V не подвергался опасностям сопряженным с переездом через Атлантический Океан и Северное море; многие из приближенных короля порицали его великодушие, казавшееся им совершенно лишним: Трибулэ так же, как и герцогиня д’Этамп [41] советовали королю воспользоваться этим случаем, чтобы приобрести от Карла V некоторые важные уступки и даже задержать его пленником, чтобы заставить отменить трактаты, заключенные в Мадриде и в Камбрэ.
41
Известен анекдот, героиней которого была герцогиня д’Этамп, фаворитка короля.
«Видите ли, брат мой, – сказал однажды Франциск I Карлу V, – эта красивая дама советует мне не выпускать вас из Парижа до тех пор, пока вы не уничтожите Мадридского трактата».
«Если этот совет вы считаете хорошим, то ему необходимо следовать», – холодно ответил император.
Но Карл V был очень любезен с герцогиней и во время обеда как бы нечаянно уронил дорогой бриллиант к ее ногам. Герцогиня Этамп подняла его и хотела отдать императору.
«Он в очень красивых руках и я не могу взять его обратно», – возразил император с самой изысканной любезностью.
– Это очень милостиво со стороны нашего кузена пригласить к себе его кесарское величество, – сказал шут Трибулэ, сняв свой колпак с бубенчиками и надев его на кончик жезла; – я не хочу также отстать от тебя и сделаю ему и от себя подарок, когда он приедет в Париж.
– А какого рода будет этот подарок? – опросил король.
– Я дам ему свой колпак как магистру глупости, который со связанными руками и ногами бросается в объятия своего врага…
– Замолчи шут! – закричал на него Франциск; – император доверился моему королевскому слову и он не может опасаться, чтобы мы его тут задержали.
– Я не скажу ничего против этого, кузен; но подожду только конца, чтобы узнать, кому достанется мой колпак, тебе или императору, и пожалуй, что и вас обоих украсят этим головным убором вместо короны.
Карл V проехал по Франции с большим тpиyмфом: везде его встречали со звоном колоколов; у ворот города стояли депутации, одетые по-праздничному; словом, с ним обходились, как с королем в день его восшествия на престол. В честь императора давались банкеты, балы и маскарады. Карл V въехал в Париж 1-го января 1540 г. и город поднёс ему в подарок громадную серебряную статую Геркулеса, на котором была накинута львиная кожа сделанная из золота. Чтобы отблагодарить французов за такой радушный прием император обещал выдать одну из своих племянниц за герцога Орлеанского, третьего сына Франциска I и дать ей в приданое Милан; но он просил короля не докучать ему, во время его проезда по Франции просьбами подписать какой-либо договор, по поводу предполагаемого брака, из боязни, что потом могут сказать, будто император подписал такой договор против своей воли; но в то же время, император заявил, что лишь только достигнет он первого, принадлежащего ему города, как даст королю такое обеспечение, что король останется этим вполне доволен. Первым наследственным городом, которого достиг Карл V, был Валансьенн. Когда он туда приехал, посланные короля Франциска просили его исполнить данное слово; тогда только император снял с себя маску и положительно объявил, что ничего не обещал. После такого вероломного поступка, французский король мог только сожалеть, что не последовал советам Трибулэ.