«В Париже перед заведением одного шашлычника присел носильщик и стал есть хлеб, который, вероятно, казался ему очень вкусным c запахом дыма. Шашлычник ничего не говорил; но лишь только носильщик доел хлеб и хотел было уйти, как шашлычник схватил его за шиворот и потребовал непременно, чтобы тот заплатил ему за жаренье. Носильщик стал доказывать, что он не причинил никакого убытка шашлычнику и не тронул его мяса; дым все равно разнесся бы по воздуху и он в первый раз слышит, что в Париже продается дым. Но шашлычник возразил на это, что он вовсе не желает чтобы его дымом пользовался всякий носильщик и если последний не заплатит, то он отнимет у него его крючья. Носильщик поднял свою палку и стал в оборонительную позицию. Произошел сильный спор. Сбежался народ со всех сторон. В толпе был также и шут Сеньи Иоган. Увидя его, шашлычник спросил у носильщика, не желает ли он что бы их рассудил Сеньи Иоган. Носильщик согласился. Когда шут выслушал причину их спора, то обратился к носильщику и попросил его вынуть из кошелька какую-нибудь серебряную монету. Носильщик исполнил его желание; тогда шут положил монету на левое плечо, как будто желая узнать правилен ли ее вес, потом постучал ею по ладони левой руки, чтобы узнать не фальшивая ли она; наконец, приставил ее к правому глазу, что бы хорошенько рассмотреть, отчеканенную на ней, надпись. Толпа молчала и следила за движениями шута к великому отчаянию носильщика, который решительно не мог понять, что из этого выйдет. Затем шут поднял свой жезл, как скипетр, кашлянул раза два или три, постучал монетою о выручку шашлычника и сказал: «Суд постановляет, что носильщик, евший свой хлеб под дымом шашлычника, честно расплатился с ним звуком своих денег, поэтому суд приказываешь им разойтись по своим домам. Такое решение парижского шута показалось настолько справедливым, что все даже сомневались, чтобы и настоящие ареопаги могли бы решить так правильно подобное дело».

Г-н Канель говорит, что первое указание на такое шуточное решение было сделано Жаном Андрэ, юрисконсультом XIV столетия, умершим в 1348 году. Следовательно, Сенье Иоган жил в последние годы царствования Филиппа Валуа и весьма вероятно принадлежал к штату этого государя. Это не может казаться удивительным, потому что двор Филиппа Валуа был одним из самых блестящих дворов того времени; там собиралось самое высшее дворянство. Фруассар [27] называл двор этого государя «самым рыцарским в мире» Короли Навары, Майорки, Богемии и масса могущественных баронов проводили там время в пиршествах и турнирах. Конечно, для развлечения подобного общества требовалось много шутов.

Еще один шут, состоявший на королевской службе, в последние годы царствования Филиппа VI, находился при дофине, впоследствии Иоанне Добром; этот шут назывался Иеган Арсемалль. Иеган оставался при дворе и в следующее царствование и часто получал королевские подарки в виде одежды, костюмов, головных уборов, подбитых горностаевым мехом и проч. Вероятно, в благодарность за такие подарки Иеган сопровождал своего государя в Англию после поражения при Пуатье в 1356. Несчастный государь взял с собою шута, чтобы иметь при себе человека, который развлекал бы его во время его плена и потому он уговорил своего шута ехать вместе с ним в Виндзор. Однако, туманы Англии, казалось, повлияли на веселость шута; оп постоянно болел в это время испытаний, что видно из отчетов расходов на короля Франции, где часто упоминалось о разных лекарствах, купленных у аптекаря-дрогиста [28] в Лондоне, для Иегана-шута.

Иеган Арсемалль имел товарищем при дворе Миктона или Миттона, которого содержал сам Иеган и платил ему из собственной шкатулки, хотя этот шут и состоял при особе дофина Карла.

Кроме Миттона у дофина Карла, сделавшегося позже королем Карлом V Мудрым, было много других шутов. Если верить его биографу Христине Пизанской, то он очень любил брать к себе шутов и знал в них толк. Но этому государю можно было вполне извинить такое развлечение. Это была одна из самых критических эпох в истории Франции: Этьен Марсель покушался произвести революцию, потом позорный договор в Бретиньи, в силу которого, Англия получила все земли на юге Луары; следовательно, управление Францией представляло столь тяжелое бремя, что тот, кому это было поручено, мог позволить себе некоторые развлечения. Вот что, между прочим, пишет Христина Пизанская: «Карл V, встав с постели и, помолившись, Богу, разговаривал со своими служащими; он был добрый и милостивый государь, так что даже самый последний из его придворных говорил с ним совершенно свободно».

Один из шутов Карла V был похоронен в Сен-Жермен-Оксеруа [29] , его могила послужила образцом для могилы устроенной позднее для Тевенэна де Сен-Лежэ.

По всей вероятности, этот Тевенэн был самым любимым шутом Карла V. После смерти этого шута король приказал сделать ему роскошный памятник в церкви Сен-Морис в Сенлисе: этот памятник описал Соваяль в своей книге «Парижские древности» [30] . Тэвенэн был изображен в костюме шута, в длинной одежде; с капюшоном и в шапочке с кисточкой: в руке у него был жезл и два кошелька, привязанные к поясу. На камне была вырезана следующая надпись: «Здесь лежит Тевенэн де Сен-Лежэ, шут короля, умерший 11 дня июля МСССLХХIV. Молитесь за упокой его души».

Рис. 17. Гробница шута Тевенэна

Преемником Тэвенэна был Большой Иоган. Если верить одному любопытному документу, помещенному Алекс. Ассьэ в его книге, озаглавленной «Легенды Шампаньи», Большой Иоган был из Труа. Этот город долгое время имел привилегии поставлять шутов королевскому дому. Еще до сих пор сохранился текст письма, адресованного мэрам и старшинам города Труа. В этом письме король сообщает о смерти своего шута Тевенэна и о том, что ему сооружен памятник. Затем король обращается опять к мэрам, старшинам и гражданам города Труа, чтобы те выслали из своей среды человека, который сумел бы развлекать короля и его гостей. Это письмо помечено 14-м января 1372 года.

Но тут появляется противоречие в числах. По надписи, сделанной на надгробном памятнике, Тевенэн умер 11-го июня 1374, между тем, как письмо короля, в котором он сообщает о смерти шута Тевенэна, помечено 14-м январем 1372 г. Тут, вероятно, вкралась ошибка или в письме или на памятнике. Впрочем и самый стиль письма вряд ли можно отнести к эпохе царствования Карла V. Кроме Большого Иогана, у Карла V было еще три шута и даже одна дурочка, Артоди дю Пюи, которая состояла в штате королевы Жанны. Г-н Лебер приводит подлинное письмо Карла V, где упоминает о расходах, сделанных на Артоду дю Пюи «дурочку нашей возлюбленной подруги королевы.

Если Карл Мудрый любил окружать себя шутами и фиглярами, то его преемники Карл VI, как известно, был сам безумный и потому, конечно, любил проводить время в обществе себе подобных. С восьмилетнего возраста у него уже был шут, по имени Теган, о котором упоминается в письме Карла V, помеченном 3-го марта 1375 г. Позднее, после ужасного случая на маскараде, когда он едва не сгорел живым, несчастный принц совершенно потерял рассудок, так что он впал в меланхолию, и к нему были приставлены лица, которые должны были развлекать его в часы нападавшего на него уныния. Из этих шутов был особенно замечателен Генселэн Кок, который, вероятно, совершал множество самых уморительных фарсов и был в достоянном движении, так как из отчетов за 1404 год видно, что однажды шут потребовал новых рубашек, так как он разорвал свои в борьбе, устроенной им для забавы короля; в том же году шут сносил сорок семь пар башмаков. Около того же времени шут Изабо Баварской [31] , по имени Гильом Фуэль, в течение полугода сносил сто три пары различной обуви; из этого можно заключать, что все эти шуты отличались необыкновенною подвижностью!