Более того, если мы обречены на творчество, то в не которых случаях выход может состоять в том, чтобы «идти до конца» не только в мысли, но и на практике, вплоть до творчества по разрушению. Полный кругооборот природы предполагает гибель, переход в инобытие всех ее форм, их преобразование в иное качественное состояние. Соответственно, имитация природы, искусственное воспроизведение полного цикла жизни должны включать воспроизведение ее смерти. Смерть вплетена в содержание жизни как самый глубокий фазис ее обновления. Нужна искусственная смерть! Нужно развертывать деятельность по ликвидации результатов деятельности. Понятая в своей подлинности, идея безотходного производства предполагает ликвидацию всего произведенного и превращение его в сырье для другого производства. Замкнутый технологический цикл должен распространяться на искусственную среду в целом, постепенно перерастая в кругооборот искусственного. А вводить его надо под лозунгом: смерть искусственному! Подобно естественному оно тоже должно «умирать», преобразовываться в инобытие и уничтожаться. Тогда вторичное сырье превратится в первичное, а природа будет нужна лишь для подпитки этого «искусственного кругооборота искусственного».

Стихийно идеи подобного рода все чаще получают реальное применение. Самое эффективное производство по уничтожению средств и продуктов производства развертывается в военном деле. Разоружением, конверсией заняты миллионы людей, в них вкладываются миллиардные капиталы, и такое занятие становится постоянным делом. Забот по уничтожению ядерного, химического, биологического оружия, не говоря об обычном, хватит на долгие годы. А к тому времени устареют, потребуют уничтожения новые виды оружия, которые сейчас параллельно разрабатываются. Другой пример: в Нью-Йорке взрывают, пуская под бульдозер вполне пригодные для жизни 10-этажные дома, чтобы на их месте построить небоскрёбы. Это рационально и потому, что они будут комфортабельнее, а главное, потому, что открываются дополнительные возможности для творчества архитекторов, строителей, появляется работа для сотен тысяч людей. Похожие процессы начались и у нас России, когда запускают программы реновации, уничтожая 5 этажное жилье.

Главное, чтобы новое не занимало живой природы, было на том же месте. Известно, что современные технологии устаревают через каждые 3–5 лет. С такой же скоростью целесообразно оборачивать и основанные на них производства, строя на этом месте новые заводы. Таким образом, можно сносить, заменяя новыми, города. Но строить именно на этом месте. Чтобы использовать искусственное в качестве сырья – оно не должно быть отходами и создавать другое на использованных территориях – они не должны оставаться незанятыми и загрязненными. Благодаря имитации смерти перед человечеством открывается огромное поле деятельности по переделке сделанного. Решается самая трудная задача – занять себя, ослабить удушающую хватку творчества, накопленных знаний и богатства, которую они набрасывают на жизнь и любовь. Производство приобретает внутреннюю цель и автономное дыхание, а творческая активность новые каналы реализации, через которые ослабляется ее напор, что особенно важно для сфер, где она должна быть ограничена. Проблемы не решаются одними запретами. Не решаются они и полным попустительством. Взаимодействие, знание, где подтянуть, а где ослабить, где закрыть, а где дать выход – это единственно реалистичный подход к ним.

Анализируя отношение «человек – мир», отмечая усиление в нем влияния субъективности, волевого, творческого вектора, восходящего по линии: отражение – предметная деятельность – мыследеятельность – проектирование – игра, а также читая рассуждения о феномене «сверхтворчества», вдруг начинаешь слышать некую парадоксальную ноту: тенденцию к «потере творчества». Вернее, к исчезновению его человеческого качества, а поскольку творчество как парадигма до сих пор связывается с активностью человека, то и самого творчества. Обретая бытийный статус, оно как будто усиливается, но ведь это бытие мысленное и мыслимое, значит, – беспредметное или объективно «игровое», значит – бессубъектное. Если парадигма отражения отводила человеку роль зеркала мира, то парадигма творчества как мысенной рефлексии оставляет ему роль табло, на которое выводятся события, происходящие где-то в другом месте. Творчество «бытийствует», но это не бытие человека. И не бога, и не природы в их традиционном понимании. Это бытие неопределенных, неравновесных, нелинейных, самоорганизующих явлений космического масштаба. Своеобразная теургия, которой говорили русские философы-космисты начала века. Теургия – но без бога. Деперсонализованное, десакрализованное, универсальное развитие. Саморазвитие! Поскольку это саморазвитие, то в нем есть и источник – «творчество» как некий новационный процесс. Думается, что за подобным видением творчества стоят достижения современной технологии по созданию искусственной реальности. Возводимые в ранг всеобщности, они онтологизируются, «бытийствуют». Это не теургия, а техноургия или все же теургия, если силу, от которой полностью зависит наше существование, называть, как и раньше, богом. Человекоподобный Бог заменяется Технобогом. Теология – технологией. Не случайно Ст. Лем написал книгу «Сумма технологии» в парафраз «Сумме теологии» Фомы Аквинского.

К сожалению, отношение к «обесчеловечиванию творчества» пока довольно бездумное. Большая часть философов и методологов его не замечает вообще, продолжая рассуждать о все возрастающем творческом потенциале человека, увеличении сферы его свободы и активности. Другая, с сознанием превосходства над близорукостью представителей традиционной трактовки творчества как человеческой деятельности, увлеченно ищет и разрабатывают новую «творческую (креативную) онтологию». Вот пример относительно мягкого поиска подобного рода, когда атрибут творчества приписывается органическому миру. «Жизнь как таковая есть Творчество. Она предстает как «творческая волна», и одновременно как креативный процесс – волнообразное движение на всех уровнях организации жизни. С этой позиции Творчество – не только прерогатива человека, как считает большинство мыслителей, но феномен, пронизывающий все сущее, все живое». [32] А вот рассуждение абсолютного креативиста, панкреативиста – «Креатора»: «Творчество является статистическим эффектом, таким же, какими выступают температура, давление, теплота. Суть вопроса в субъективном наполнении творчества следовательно состоит в том, чтобы выделить в творческом процессе группы людей, образующих статистический ансамбль, нелинейный режим функционирования которого реализует метаморфоз под названием «творчество»… Личность или группа людей – производителей гениального и талантливого – выполняют роль аналоговых машин, в которых, как известно, решение некоторой системы уравнений выдается на осциллограф благодаря тому, что разыгрываемые в этих машинах электромагнитные процессы подчиняются решаемой системе уравнений. Талант ценен тем, что он моделирует процесс, который можно было бы смоделировать другим способом, но что пока не удается осуществить по техническим причинам». [33]

Таким образом, субъективная творческая роль человека в том, что он хороший (если, конечно, талантлив) осциллограф, на котором отражаются следы не зависящего от него объективного «творческого» процесса, да и то доз тех пор, пока «по техническим причинам» его не удастся лишить и этой роли. Когда же удастся, он будет не нужен вообще. «Объективное творчество» прекрасно существует и без человека, а человек, по-видимому, может обойтись без творчества. Продолжение данного рассуждения требует сказать, что и раньше люди не имели творчеству никакого отношения. Придется пересматривать всю историю культуры, которая полностью обессмысливается, ибо творческое «все» означает отсутствие чего-либо специфически творческого. Креатор становится Терминатором.

Хотелось бы верить, что этот перенесенный на проблему творчества дикий технократический беспредел, нечто случайное, выражение взглядов одинокого провинциального фанатика (творчества, как он считает, и антитворчества, как у него получается). Но это не так. К нему, как мы видели, вполне логично ведет теория организационно – деятельностных игр, к «деантропологизации творчества» открыто призывает немало других авторов. [34] Впрочем, немало из них, как мы видели, призывают к деантропологизации всего, что существует, в том числе самого человека. Прежде всего, через формализацию, математизацию, перевод на языки программирования. Ведутся работы по математическому моделированию души, есть и «модели Бога». Это идейные провозвестники новой компьютерной цивилизации, своего рода разведчики будущего, готовящие для него соответствующую почву. Навстречу им выдвигаются суперкомпьютеры пятого, шестого поколений, творческие возможности которых резко возрастают, так что они скоро «смогут даже лгать». [35] Сциентизм, технократизм, креативизм являются выражением реального процесса технизации среды нашего обитания формирования систем техно интеллекта и вытеснения человека из все новых и новых сфер деятельности. И не просто деятельности – жизни. Газеты с восторгом описывают соревнования по шейпингу. Это что-то вроде конкурсов красоты, но гимнастические упражнения, долженствующие сформировать совершенную женскую фигуру, делаются по программе компьютера и, что самое интересное, результаты конкурса определяет тоже компьютер. «Кто на свете всех милее, всех румяней и белее» решает наше новое волшебное зеркальце – техника, оставляющая человека в роли постороннего даже в этом вопросе. Что же говорить о других.

Аналогичные явления происходят в области духа. Философствующие критики, эстетики, особенно в странах, дальше продвинувшихся по пути технизации жизни, спорят о феномене упразднения личности творца. О замене его некой творящей субстанцией, об обратимости означающего и означаемого. Не человек читает текст, а текст «читает» человека, не мы говорим на языке, а язык говорит нами. Все это вливается в мощный поток теоретического «снятия» человека. Пафос деантропологизации нарастает во всех формах жизни. Противонаправленные призывы к гуманизму, философская антропология и методы герменевтики оказывают определенное сопротивление, но оно несоизмеримо с влияние сциентистско-креативистских взглядов и настроений.