Наука и атеизм тоже не являются монолитно спаянными. Философия может быть ненаучной, но атеистической (не «анти», но именно «а», когда вера рассматривается в качестве необходимого компонента культуры – по Фейербаху, Фрейду, Фромму). В противном случае, в самом деле все духовное следует оставить за теоантропософией и богословием. Если предметом религии является, главным образом, духовный опыт человека, и она не ориентирована на решение посюсторонних вопросов, то атеистическая философия духа не уходит от мира. Ни от мира, ни от духовности. Подобно науке она направлена на него, подобно религии она не исчерпывается рациональным отношением к нему. Философия духа рассматривает мир через призму способностей человека как целостного континуального существа.

Признав необходимость расковать (с)кандальные цепи, соединяющие философию с наукой и ее право на новую связь с религией при сохранении своей самостоятельности «в поле духа», надо разрабатывать наиболее значимые варианты их совместного противостояния произволу научного разума. Когда, в каком смысле они могут это делать? И (или) не делают, уходят от проблем сциентизма и технократизма, боясь быть обвиненными в обскурантизме, торможении прогресса, противостоянии творчеству и т. п. В 1993 году католическая церковь сняла проклятье с Галилея и тем самым как бы извинилась перед наукой. Это очередная ирония истории, ибо теперь перед наукой как раз можно было не извиняться. Поскольку она стала такой влиятельной и амбивалентной, что возникла очевидная потребность в ее регулировании, то фактически подтвердилась, по крайней мере частично, историческая правота церкви в ее настороженном отношении к научному разуму. Парадокс же в том, что именно философия и религия крайне робко его критикуют. Безуспешно стремясь угнаться за техническим прогрессом, «обновиться», они отказываются от традиций, рискуя полностью утратить свою внутреннюю специфику и внешнее общественное оправдание. Они весьма вяло реагируют даже на самые вопиющие акты научно-технической агрессии против природы и человека, хотя какие-то попытки, в основном в контексте биоэтики, предпринимаются. В разгар начавшейся манипуляции жизнью, замены полового размножения клонированием Всемирный Совет Церквей высказался против свободного вмешательства в эволюцию живого. «Применение биотехнологии при производстве новых форм жизни, – говорилось в его заявлении, – угрожает чистоте творения. Человечество стоит перед соблазном с помощью биотехнологии изменить жизнь на Земле в соответствии с безбожным технократическим мировоззрением». [38]

С такого рода заявлениями можно только солидаризироваться – всем, и верующим, и атеистам. Более того, их надо понимать шире, относя ко всему научно-техническому творчеству, к процессу становления ноосферы в целом. Задача сохранения естественных начал, почвы, самой субстратной бытийности человека – подлинный вызов времени в начавшееся третье тысячелетие мира от Рождества Христова. Совместно отвечая на него, философия и религия будут способствовать как выходу человечества из кризиса, так продлят и свое собственное существование. Это должен быть союз ради жизни на Земле и на Небе. Перед фактом его необходимости становятся искусственными, ненужными внутрирелигиозные конфессиональные споры и противоречия. Как и споры философии с религией. Им/нам всем угрожает нерегулируемая экспансия постчеловеческих технологий. Взаимодействие философии с религией нужно для их приведения к мере человека ради продолжения его бытия.

Пока идейная жизнь российского общества определялась марксизмом и материализмом, проблема бытия перед нашей философией не стояла. В силу очевидности. Материализм – это «усиленный онтологизм». Бытийность мира в нем не обосновывается, она вытекает из самого понятия материи и они вместе принимаются на веру. В качестве догмы. Онтология – ядро классической философии или, как ее называли, прежде чем считать наукой, метафизики. Материализм – это «усиленная метафизика». Марксисты выступали против метафизики, однако с позиций диалектики, а не в духе М. Хайдеггера, критиковавшего ее за забвение бытия или Ж. Деррида за то, что оно в ней еще присутствует. В трактовке общественного развития категория бытия для них была базовой и исторический материализм можно рассматривать как социальную онтологию. Такое отношение к бытию, к онтологии, несмотря на частично позитивистскую ориентацию, позволяет считать диалектико-материалистическую философию метафизикой. Возможно, ее вершиной.

В настоящее время прослыть приверженцем метафизики значит рисковать репутацией, а приверженцем материализма, к тому же рассуждающим об «основном вопросе философии», значит ее погубить. Многовековые подспудные или открытые споры материализма с идеализмом о сущности бытия в большинстве новых теоретических публикаций и учебников старательно замалчиваются. Или решаются возвратом к снимающей их эклектике, когда бытием называют все, о чем можно что-то сообщить. «В Начале было все».

Это на поверхности, «официально». В глубине и по краям начались процессы, придающие основному вопросу философии характер рокового. Из вопроса, что такое бытие, природа или дух, вещи или идеи, он обострился до вопроса существует ли само бытие. Любое. Или оно нам кажется и сутью всего является Ничто? Бытие – это небытие? В обычной бинарной человеческой логике подобная отрицающая себя онтология предстает как парадокс, бессмыслица. О самопротиворечивости отказа от бытия известно со времен античных греков. Но в науке и философии XX века отношение к парадоксам и абсурдным идеям изменилось в благоприятную сторону, в XXI веке они, может быть, у нас только и останутся. Пока этого не произошло, полезно обсудить усиливающуюся в литературе сознательную и бессознательную дискредитацию бытия, ползучую, а местами прямую его замену небытием и попытаться понять, куда ведет данная тенденция, в чем ее смысл и какие события «в бытии» за ней стоят.

Понятие бытия имплицитно содержит в себе всю философскую проблематику. И хотя в европейской мысли после совершенного Кантом коперниканского переворота онтологию потеснила гносеология, а потом методология, это делалось «ради бытия», его лучшего познания и совершенствования. Учение о бытии критиковалось как спекулятивное, должное быть замененным наукой (позитивизм), но от понятия бытия как философского имени мира, вселенной, всего что существует, до сих пор не отказывались. Его отрицание равносильно идейному убийству универсума вместе с самоубийством убийцы, то есть исчезновением предмета обсуждения и того, кто его обсуждает.

Онтология, как она трактовалась в классической философии, включает в себя понятие небытия. Однако оно прилагалось к конкретным явлениям, выражая их трансформацию и переход из одного состояния в другое. Если смерть индивида, исчезновение отдельного предмета есть небытие, то для мира это только инобытие. Лопух на могиле так же реален, как живший до превращения в него человек. В целом бытие абсолютно, небытие относительно. Небытие, ничто – это принцип временности, смены и становления – процессов, происходящих внутри вечного и бесконечного бытия. Бытие – субстанция, оно первично, небытие – акциденция, оно обусловлено. Оппозиция бытие-небытие аксиологически нагружена. Бытие рассматривается как обладающее формой, организацией, а небытие – бесструктурный хаос, пустота. Бытие – сущность и единое, небытие – видимость и многое. Бытие – жизнь, небытие – смерть. Бытие – добро, небытие – зло, ложь и безобразие. Обладать бытием – благо, потерять его – несчастье. В случае трактовки данной оппозиции «наоборот», если абсолютом и благом признавать небытие и ничто, онтология как метафизика, да и собственно философия – разрушаются. Онтологии, построенной на «ничто», быть не может. Это означало бы конец философии как особого способа духовного освоения мира.

Но вот теперь…

Теперь постмодернизм с его пафосом отказа от метафизики, сутью которой является онтология как учение о бытии. Мы, однако, пока воздержимся от рассмотрения непосредственно постмодернистских философских текстов, использования его стилистики и жаргона. Дух времени веет, где хочет и отрицание бытия начинают исповедовать авторы к постмодернизму никак себя на причисляющие или знакомые с ним понаслышке. Антибытийные пассажи появляются в претендующих на истину, «не игровых» публикациях, в строгих научных теориях при достижении ими мировоззренческого уровня. Первая часть данной Моисею Богом Библии называется «Книга Бытия». Мы свидетели, когда ее переписывают, превращая в «Книгу Небытия». По наущению Дьявола? Сатанизм? Вряд ли. Таковы обстоятельства, ведущие человека к самоотрицанию, а философы, к сожалению, только их отражают, не решаясь вступить в борьбу со своим временем. Проще вступить в борьбу с тем, что было, хотя бы это было Бытие. И вступают. Пишут и читают «Книгу Ничто».