Я подошла к нашему костру, намереваясь присесть, но тут за моей спиной раздался приглушенный рык Марана:

— Ата Роман, почему ж вы в этот раз не учите девицу, как правильно мужчин соблазнять? Нам еще дней восемь пути, так, может быть, взялись бы за столь деликатную работу? Лу Глафирии явно не терпится сразить женихов наповал женскими чарами. А такой… кот-ухажер, как вы, верно знаток в этом деле.

До того благостно отдыхавший возле костра кот лишь ушами шевелил, прислушиваясь к лесным звукам. А после Маранова предложения подобрался и улыбаться перестал, поскольку Глаша, словно оголодавшая хищница, все свое внимание на него устремила, причем по-охотничьи плавно и неслышно, едва не пригибаясь к земле, направилась к «дичи».

— Ат-а-а Рома-а-н, это правда-а? — нараспев проурчала она, медленно, замирая от удовольствия, приблизилась и плавно присела рядом с вожделенным котом, не сводя с него горящего красноватого взгляда.

Выглядела при этом освещенная огнем Глаша-охотница весьма устрашающе.

Поверенный князя вымучено улыбнулся ей, а затем, бросив мрачный взгляд на Марана, пристыдил:

— Я, конечно, понимаю, что вас так обеспокоило, ата Маран. Стоящих претенденток все меньше, а повитуха ваша — редкое, бесценное сокровище для клана, но зачем же так мужика подставлять, который вам ничего плохого не сделал.

Ах ты! Вот же пройдохи мои сопровождающие, гуси лапчатые! Враз сникли. Озаботились. Кто бы сомневался, что на смотринах я более выгодная партия, чем Глафирия. Настроение у меня, в отличие от остальных, наоборот, круто поперло вверх. И дальнейшее представление, как Глаша обхаживала пока еще вяло сопротивляющегося Романа, я смотрела с огромным удовольствием. Думаю, скучать в дороге больше не придется.

 Глава 7

— Тпру-у-у! — неожиданно остановил лошадей Вит.

Очнувшись от дремы, я невольно навострила уши. Из-под шкуры вылезла такая же заспанная Глаша, шмыгнула носом, потерла некрасивое помятое лицо широкими ладонями и подозрительно уставилась на полог, закрывающий вход в кибитку.

Я окликнула возничего:

— Ата Вит, почему остановились, мы же мало проехали, вроде?

— Похоже на то, что о нашем обозе только глухой да ленивый не знает. Вот и пользуются, лиходеи… Сейчас разузнаю.

Я резко села, испуганно прижав руки к груди:

— Опять напали?! — сердце у меня понеслось вскачь.

— Маманя! — сипло со сна, совсем не по-женски «пискнула» Глаша, подтаскивая к себе шкуры, явно намереваясь, как и я давеча, зарыться поглубже со страху.

— «Маманя»… — передразнил ее Вит. Затем отогнул полог, посмотрел на нас обеих с укоризной, мол, эх вы, трусихи. Усмехнулся и пояснил, видно сжалившись: — В паре верст отседова клан шакалов обретается, небольшой клан, но князюшка наш никого своим высоким вниманием не обделил. Поверенный его светлости утречком вперед обоза ускакал, а сейчас вернулся, заодно еще телегу привез с данью от шакалов и девицу тоже.

Глаша мигом выпросталась из шкур и недовольно прошепелявила:

— Принесла нелегкая лишнюю бабу. Если она на моего оцелота лапу наложит, я ей все космы повыдергаю…

— Лу Глафирия, вы уж определитесь, кто вам важнее: цельный князь или его служака-поверенный? — привычно потешался наш возница.

Гиена ухмыльнулась хитро, отчего одинокий нижний клык смешно вылез наружу, а рот перекосило:

— Дедуня сказал, что гарем — это срамота, а вот маманя считает, что третий не лишний, а про запас. А женщина всегда права…

— Маманя, значится, сказала? — мрачно перебил дочь чересчур предприимчивой родительницы Вит.

— А то как же, маманя! — хвалилась Глаша. — Она баба толковая, не по годам. Особенно когда спит клыками к стенке.

— А это кто…

— Папаня! Это он любя говорит, потому как запросто так никого нахваливать не будет, значит — точно умная.

Старый Вит, хмыкнув, подыграл Глаше:

— Повезло твоему папке с женою. Прямо как мне с моей ненаглядной.

Тут уже я не выдержала, захихикала. Но наше немудреное развлечение длилось не долго. Раздался звук приближающихся к кибитке шагов, затем, распахнув полог, на нас уставился Маран:

— Лу Савери, лу Глафир… ия, принимайте попутчицу. Эта лу из клана шакалов Призрачный хвост вместе с нами на смотрины к князю едет.

При этом Маран клацнул зубами и по-волчьи зло блеснул глазами, сдерживая бешенство. Но девицу-шакала в кибитку подсадил бережно и вежливо. Следом за ней со всего маху шмякнул на пол два туго набитых кожаных баула. Понятно почему: перед нами, сразу ошарашено замолчавшими, в замешательстве мялась тоненькая девчонка-веточка лет четырнадцати, не более. В таком же, как на мне, плате малолетки, в теплой стеганой черной душегрее поверх новехонького синенького сарафанчика, расшитого по подолу ромашками, в ладных, хоть и не новых, начищенных сапожках.

Девчушка зыркнула по сторонам, оценивая навязанную компанию, вымученно улыбнулась, показав маленькие белые клыки, тонкими пальчиками нервно поправила плат на щеках и широкую, белую, шелковую ленту, закрепляющую его на голове. Уши, прижатые к макушке, выдали ее волнение и страх — остроконечные, мохнатые, по краешкам рыженькие, с серой полоской по середине. Видимо, и сама девочка двухцветная. Мы с Глашей и Витом потянули носами, знакомясь с запахом слишком молоденькой невесты и удивленно выдохнули: девочка-шакаленок только вошла в пору созревания — женский аромат едва-едва проявился.