Шрифт:
– Пожалуй, что так. И все же, куда вы собираетесь?
– К ближайшему молочнику. Куплю нашему пройдохе свежих сливок. А что мне еще прикажешь делать?
* * *
– …а второй его внук звался Ритард, он с моей кузиной в ту пору как раз обвенчался. Рыжий, что твой лялиус и нрава самого скверного! Он, изволите видеть, и начал эту канитель с мельницей. Но только он не сам это придумал, а через миссис Уифф, она издавна держала обиду на мою уважаемую маменьку. Конечно, все это было из-за письма, мельницу они лишь потом приплели. Приходит, значит, как-то вечером мой дядя Потт и говорит «Давай письмо!», а ну как я его дам, если еще третьего дня его взяла кузина Мэппи, понятно, для чего. Хорошо помню тот вечер, еще пеламида низко-низко шла, к самому острову спустилась, а это, всем известно, дурной знак. Значит, о чем я…
– О мельнице, - Ринриетта с неудовольствием заметила, как подрагивает в руке перо, так и не коснувшееся бумаги, - О письме. О том, что вы хотите обратиться в суд.
– Мельница! – обрадовался старик, оживляясь, - Вот и я помню, что она тут тоже причастна! Я так думаю, тут не обошлось без Гэйлов. Они же как раз свидетелями были, когда все началось и когда бабушка сказала это самое, про то, что брать тунца на манную болтушку будет только кромешный дурак. Конечно, ей не стоило говорить этого при мистере Скуолле, он ведь, как ни крути, доводился деверем Ритарду, а тот…
Старик был древним, как само Сердце Каледонии, а когда говорил, имел неприятную привычку массировать пальцами подбородок и широко выпячивать выгоревшие, как небесный океан в июле, васильковые глаза.
– Давайте вернемся к мельнице, - предложила Ринриетта терпеливо, - Что случилось с этой чертовой мельницей? Сгорела? Украли? Обложили налогом?
– Мельница? – старик недоуменно взглянул на Ринриетту своими безмятежными, немного мутными, глазами, - Роза с вами, мисс, да причем же тут мельница? Она тут вообще не при чем, вот что. И далась она вам! Тут все дело в соме. Отличный был сом у моего шурина, фунтов на шестьсот, это уж я точно говорю, потому что знаю. И даже кузина Мэппи, когда его увидела, сказала, что такого здоровяка она в жизни не встречала. Только шурин, да наделит его Роза Ветров кратчайшим путем до Восьмого Неба, был, между нами говоря, немного не в себе. Иначе нипочем бы не столковался с Гэйлами…
Ринриетта тихо застонала. В такие моменты она жалела, что в руке у нее перо, а не увесистый тромблон.
«Досчитай до десяти, - приказала она себе мысленно, - Будь терпеливой. Законники – самые терпеливые люди на свете».
– Отец мой всегда твердил – никогда не имей дела с рыжими! Если бы не кузина да не миссис Уифф, которая взъелась на мою маменьку, а тут еще проклятый сом…
Стоило старику заговорить, как Ринриетта опять ощутила дрожь в пальцах. Ее так и подмывало запустить в посетителя чернильницей, а следом отправить стул. Что угодно, лишь бы разорвать эту стягивающую со всех сторон паутину, в которой замирают мысли, чувства, желания. Потом высадить плечом оконный переплет, чтоб караулящий снаружи каледонийский ветер принялся хищно пировать разложенными на столе бумагами, бесцеремонно сметая их на пол…
Необходимость сохранять неподвижность, сидя за письменным столом, сводила ее с ума. Тело отвыкло проводить столько времени без движения. Если бы не постоянный и мучительный контроль, тело давно вскочило бы и принялось мерить кабинет энергичными размеренными шагами, как привыкло мерить капитанский мостик «Воблы»…
«И к этому я стремилась? – с горечью спросила она сама себя, стараясь не смотреть на разглагольствующего старика, - Об этом столько времени мечтала на Аретьюзе? Сидеть в душном склепе и дышать бумажной пылью, портя бумажные листы чернильным следом? Как это глупо».
Со стороны буфета донесся отрывистый и гулкий храп – Мистер Хнумр мог позволить себе забыть о приличиях и сейчас Ринриетта отчаянно ему завидовала.
– И что это было за письмо? – она потерла висок, чувствуя приближение мигрени, - Ну, из-за которого все разгорелось?
– Да письмо тут, в общем-то, совсем не при чем, просто к слову пришлось. Сейчас-то какой от него толк, сорок лет назад дело было…
Старика прервал громкий стук в дверь. В другой момент он мог показаться Ринриетте раздражающим и неуместным, но сейчас звучал на зависть самым сладкоголосым колоколам Ройал-Оука, возвещая спасение.
– Кто это, «Малефакс»?
– Посетитель, госпожа барристер, - «Малефакс» заставил голос зазвенеть медью, ни дать, ни взять – старый дворецкий, докладывающий о визитере, - Утверждает, что имеет к вам дело крайней срочности и не терпящее отлагательств.
– Тогда отпирай дверь, чего ждешь!
– Даже не хотите узнать, кто это?
Ринриетта с трудом уняла беспокойную щекотку в пальцах. Когда «Малефакс» говорил столь вкрадчивым тоном, это обыкновенно не предвещало ничего хорошего. Впрочем, плевать, подумала она. В мире не осталось больше ничего хорошего – после того, что произошло в нем вчера. В мире осталась только пугающая неизвестность, чей тонкий писк сводит с ума, заставляя хвататься за любую работу…
– Впусти его, даже если это голодная харибда!
Еще до того, как гость вошел, она услышала уверенный перестук подкованных сапог – особенный звук, властный, как гул корабельного колокола. Обучиться издавать такой звук при ходьбе не так просто, как может показаться, это умение оттачивается годами - как офицерская выправка или умение носить капитанскую треуголку. Оттого Ринриетта не удивилась, увидев на вошедшем перехваченный ремнем темно-голубой мундир Адмиралтейства с изящными серебряными эполетами.