шагу встречаются огромные акулы, харибды и… прочие порождения Марева.

– Уния, - в голосе Дядюшки Крунча вперемешку с густым хрипом Габерону послышашась тяжелая досада, - Глупо обманывать самих себя. Уния всегда будет самым вкусным куском для любого пирата. Именно сюда со всего воздушного океана стягиваются богатства – серебро, рыбий жир, дерево, магические эликсиры, железо, порох… Только Уния давно уже не толстенькая рыбка, которую можно хорошенько потрепать. Скорее, это спрут, раскинувший свои щупальца по всему миру!

– Наш старик – анархист старой закалки, - заметил Габерон небрежно, оправляя манжеты, - Не удивляйся, Тренч. Он на дух не выносит Унию и все, что с ней связано. Это передалось ему от Восточного Хуракана.

– Я помню те времена, когда никакой Унии не было и в помине! – рыкнул абордажный голем, -

а были Формандия, Готланд и Каледония, три королевства, три акулы, веками дерущиеся между собой за кусок мяса! Ох, как они рвали друг друга в свое время!.. Все небо над северным полушарием заволакивало порохом. Острова стирались в порошок. Ну а Марево принимало щедрые подношения ежедневно, в его пасть летели фрегаты, линкоры, корветы, бриги… Все под разными флагами, но Мареву это безразлично. У Марева всегда один цвет… Ох и славно оно пировало в те годы!..

Канонир пожал плечами.

– Не очень-то много изменилось с тех пор. Едва ли акулы стали миролюбивее и сытее. А вот умнее стали. Сообразили своими акульими мозгами, что враждовать друг с другом бесконечно получается себе же во вред. Пока ты грызешь плавник одного, другой тебе самому норовит откусить хвост. А вот акулья стая – это уже совсем, совсем другое дело… Акулья стая может подгрести под себя весь воздушный океан, установить там свои порядки и пировать сладким рыбьим мясом до скончания дней. В этом свете Уния – всего лишь клуб по интересам или акулий профсоюз.

– Иной раз такие эскадры собирали – рыбе в небе тесно становилось… Да все под парусами, паровых машин тогда еще не было, вымпелы развеваются, офицеры с золотыми шнурами…, - в механическом голосе абордажного голема возникло что-то вроде мечтательности, - Осадит такая эскадра большой остров, да как начнется побоище! Пушки гремят, бомбы взрываются, канониры кричат… И остров на глазах тает, теряет куски, точно кто большой краюху хлеба небрежно так крошит…

– Когда замолкают пушки, в бой бросаются счетоводы, - Габерон махнул рукой, словно невзначай демонстрируя массивные золотые кольца, - Даже парусный линейный корабль – это целое состояние, не говоря уже о современных паровых дредноутах. А Готланд, Каледония и Формандия слишком умны, чтоб швыряться деньгами в бездну. Может, правду говорят про акул, что это самые глупые создания в воздушном океане, только инстинкт самосохранения есть и у них.

– Уния – это не стая акул, это спрут, - спокойно и зловеще произнесла капитанесса, весомо припечатав сказанное ладонью к столешнице, - Спрут, чьи щупальца растянулись по всем обитаемым островам, выжимая их досуха и пользуясь правом сильнейшего. Это правда, дед ненавидел Унию, он знал ее истинное нутро. Хотела бы я увидеть, как этот спрут разрывает собственное нутро…

– Я бы даже сказал, это совершенно исключено, прелестная капитанесса, - бесцеремонно вставил «Малефакс». Это было в его манере – притворяться невидимкой, внимательно слушая чужие разговоры, пока не представиться случая кого-нибудь уколоть или продемонстрировать собственные возможности, - Уния – это сильнейший экономический и политический союз во всем северном полушарии.

Корди слушала разговор невнимательно, пытаясь соорудить на своем лице пышные усы из нарезанных ламинарий. Алая Шельма сосредоточенно препарировала бисквит. Шму продолжала уныло ковыряться в собственной тарелке, причем еда в ней больше менялась местами, чем исчезала – точно ассассин играла в какую-то сложную логическую игру. А вот Тренч, похоже, слушал с интересом, хоть и сохранял молчание. По крайней мере, Габерон различил заинтересованный блеск его глаз.

– Хочешь что-то спросить, приятель?

Инженер почесал пальцем бровь.

– Ну… Вы, кажется, не очень-то любите Унию, верно?

Невидимый «Малефакс» рассмеялся самым беззаботным образом, Алая Шельма, наоборот, нахмурилась. Габерон любил, когда капитанесса хмурилась, в такие моменты у нее обыкновенно менялся цвет глаз – с цвета потемневшей меди на цвет заката в южных широтах.

– С чего бы нам ее любить, рыбья твоя голова? – грохнул Дядюшка Крунч недовольно, - Коли в любой ее части, будь то Формандия, Каледония или твой любимый Готланд, ждет нас только одно?

Инженер мотнул вихрастой головой.

– Я не это имею в виду. Ведь вы все в некотором роде… подданные Унии, разве не так? Габерон вечно хвастает о том, как он раньше служил офицером на формандском флоте, у капитанессы явный каледонийский акцент, а Корди…

Габерон выпятил грудь и задрал подбородок. Вышло недурно, несмотря на то, что жилет и фильдеперсовая сорочка никак не могли заменить формандского мундира с его щегольскими золотыми шнурами и тончайшей вышивкой.

– Не просто офицером, приятель! В свое время я был капитаном третьего разряда, или «капитан-де-корвет», как это называлось в Формандской Республике.