Не служил он в жизни суете.

Песней я его не обижаю,

Песенка моя о нищете.

Не курю, не пью я,

Но живу тоскуя.

В Иванова верю,

На него молюсь.

Птицей стать не ветке,

Хочется мне, детки.

А пока за дверью –

Нищета и грусть.

Туфли прохудились, нет обновы,

И пиджак порвался на беду.

Жить мне по системе Иванова,

Если я работы не найду.

Иванова очень уважаю,

Не служил он в жизни суете.

Песней я его не обижаю,

Песенка моя о нищете.

И снова подаёт голос телефон. К нему подходит Раиса Федотовна, берёт трубку и со вздохом спрашивает:

– Алё! Не поняла. Повторите пожалуйста (долгая пауза, на лица гримаса ужаса). Какой кошмар!

Телефонная трубка выпадает из рук Раисы Федотовны. Она, покачиваясь идёт к тахте. Теряя сознание, падает на неё, гитара остаётся в ногах. К ней поспешно подбегает

Роман Павлович (взволнованно): – Раинька, что с тобой? (прикладывает ухо к её груди). Слава богу! Живая. Полежи немного. Придёшь в себя – расскажешь, что и как. Я готов ко всему! А пока всем нам надо отдохнуть! Но даже это ни кого не спасёт, потому что каждый миг нас ведут к пропасти страшные и коварные Сусанины!

Конец первого действия

Действие второе

Та же комната, та же обстановка, ничто не течет и не изменяется.

Роман Павлович, в гордом одиночестве, сидит на тахте с гитарой, что-то бренчит, потом берёт два-три «свежих» аккорда начинает петь:

– Любовь сильней пожара,

Женились мы всерьёз.

Нас дедушка твой старый

На пасеку привёз.

Он, пасечник бедовый,

Заверил нас почти,

Что месяц мы медовый

Там сможем провести.

Жили мы с тобой под мухой,

Месяц сладким был у нас.

Угощались медовухой

Днём и ночью, каждый час.

Нас шатало и мотало,

Белый свет казался мал.

Ты меня не узнавала,

Я тебя не узнавал.

Мы деда уважали,

От пьянства нет вреда.

Ты от меня с бомжами

Сбегала иногда.

А дед, как тень, маяча,

Шатался по двору

И говорил он плача,

Что служит в ЦРУ.

Жили мы с тобой под мухой,

Месяц сладким был у нас.

Угощались медовухой

Днём и ночью, каждый час.

Нас шатало и мотало,

Белый свет казался мал.

Ты меня не узнавала,

Я тебя не узнавал.

Не то, что бы я спился,

Но малость впал в грехи.

Мой разум помутился –

Я стал писать стихи.

Мы поженились летом,

Расстались, но и пусть.

Теперь я стал поэтом,

И даже издаюсь.

Жили мы с тобой под мухой,

Месяц сладким был у нас.

Угощались медовухой

Днём и ночью, каждый час.

Нас шатало и мотало,

Белый свет казался мал.

Ты меня не узнавала,

Я тебя не узнавал.

Явственно слышится звук вращающегося ключа в дверном замке. Шумно открывается дверь. В гостиную входит (на сей раз в строгом платье-костюме) Раиса Федотовна (говорит с недовольством):

– А ты всё поёшь, Роман Павлович?

Роман Павлович (откладывает гитару в сторону): – А что мне плясать прикажешь? (философски, но спокойно): – Малые детки – малые бедки, а большие оглоеды – большие и беды.

Раиса Фёдотовна (с сарказмом): – Стихотворец ты мой! Наверняка за эти фрагменты из фольклора, народного творчества ты потребуешь водки!

Роман Павлович: – Не помешало бы…после такого.

Раиса Фёдотовна: – Народ сочинил эту прибаутку – пусть он и пьёт! И так уже основная часть населения спилась, к чертям собачьим! А чего не пить? Сусанины-Кошельковские своё пиво на телеэкране рекламируют, причём, внагляк. Этот спиртовой раствор ещё и пивом называют. Надо же! Такой противотанковой гадости они ещё и название придумали! Оборзели! А ты губу не раскатывай. Пить не будешь!