Наконец-то чистый после ритуального омовения, положенного перед судом, Матхурава чувствовал легкость в теле, несмотря на кандалы. Расправив плечи, он решил, что будет отстаивать себя до последнего, и оглядел почетных жителей Паталипутры, восседающих вдоль центральной дорожки на расписных синих креслах. Сразу же узнал советника, покупавшего у него рубины.

В надежде увидеть Сону, ювелир бросил взгляд в толпу. Люди, пришедшие на слушание, разделились соответственно варнам: брамины гордо стояли ближе к трибуналу, кшатрии в красных и голубых одеяниях по центру, затем вайшьи, среди которых Махурава с волнением увидел множество знакомых купцов, ремесленников, родственников и младших братьев. Ближе к выходу пестрой, смуглой толпой теснились шудры. Ни матери, ни Соны нигде не было видно. Ювелир набрал в грудь воздуха, моля богов о помощи.

Другой прадештар вывел на центр полусогнутого темнокожего шудру с перевязанным животом. Старший из брахманов встал и поклонился присутствующим, а затем торжественно объявил:

– Да пребудет с нами милость богов! Да помогут они рассудить справедливо и ничем не нарушить священные законы Ману! Ом!

– Ом!
– вторили ему сотни голосов.

– Крестьянин Прабхакар, сын Ананда, обвиняет ювелира Матхураву, сына Капура, в похищении невесты, за которую уже была уплачена дакшина отцу девицы и общине, и насилии над ней, - объявил тот же жрец и кивнул шудре: - Говори.

Матхурава шагнул вперед, зазвенев цепями. Его глаза засверкали гневом:

– О, почтенный Махаматра1, возражаю! Я хорошо знаю законы Ману, и согласно дхармашастрам, низший по варне не может обвинять высшего! Я - вайшья, а он - шудра, справедливый суд невозможен!

Брахман помоложе и постройней сделал негодующий жест рукой.

– Какое право имеешь ты, Матхурава, говорить о варнах, если забыл о них, взяв в жены неприкасаемую?!

Толпа ахнула.

– Будь она хотя бы шудрянкой, ты получил бы порицание и отягчил свою карму, но вступив в брак с неприкасаемой, ты нарушил основной закон дхармы, - чеканил брахман.
– Потому ты больше не можешь называться вайшьей и дваждырожденным. И прав у тебя теперь не больше, чем у собаки! Сорвите с него шнурок!

Стражник достал кинжал, и тут из толпы к нему бросилась старуха Шри Дэви:

– Стойте! Стойте!
– Она упала в ноги прадештару и обняла их. Тот замер, ошеломленный. Не вставая, она со слезами на глазах заговорила: - Прошу прощения у почтенного суда, я не имею права вмешиваться, но заклинаю, позвольте разъяснить!

– Говори, старуха, - произнес старший жрец.

– Брак между моим сыном, Матхуравой, и неприкасаемой недействителен, его нельзя брать в расчет!

– Отчего же?

– Когда дакшина уже уплачена и принята, брачная сделка считается законной, даже если ритуал соединения браком не проведен, ведь так заповедовал великий Ману?
– получив кивки от судей в знак согласия, Шри Дэви продолжила: - Ни одна женщина не имеет права дважды вступать в брак! Это ее нужно покарать за измену, а не моего сына!

– Молчи, старуха! Еще будешь указывать нам!
– фыркнул худой пучеглазый брахман.
– Стражники, уведите ее с места суда!

Прадештары подхватили под руки пожилую женщину и понесли к выходу, а судьи зашептались между собой. Наконец, старший обратился к крестьянину Прабхакару:

– Мы выслушаем тебя, шудра, а затем примем решение.

Держась за живот, обвинитель ткнул пальцем в Матхураву.

– Этот человек проезжал через нашу деревню несколько месяцев назад. Его видели мои односельчане...
– он принялся рассказывать, а перед глазами Матхуравы летели воспоминания: грязные женщины, лачуги, старики, крестьянин с красным от бетеля ртом - тот самый, у которого он спросил дорогу, источник и момент, когда он впервые увидел Сону. Надо было отдать должное шудре, он опросил каждого, кто хоть краем глаза видел заезжего путника. Из толпы вышел бетельщик-свидетель, а еще старый, высохший до костей брамин - он, оказывается, сидел под баньяном, собираясь медитировать, и заметил, как молодой путник на гнедом жеребце скакал в сторону источника, к лесу, куда незадолго до этого пошла дочь кожевенника Сона.

– Чужестранец был в лиловом тюрбане. Солнце всходило, и в его лучах засияла на тюрбане брошь, так засияла, что я чуть не ослеп, - скрипел и покашливал старик-брамин.

– Вот в этом? С этой брошью?
– обвинитель поспешно достал из складок накидки потерянный Матхуравой тюрбан.

– Да, да!
– затряс головой старик.
– Всё так.

Шудра снова яростно указал на ювелира.

– Вот они, доказательства! Он, мерзавец, похитил мою невесту, почти жену, и держал ее у себя много месяцев, насиловал и мучил! Ювелир женился на ней, не имея права, и только потому, что испугался возмездия по закону, когда я нашел его! Он бросился на меня, как бешеный тигр, все вы знаете, что такое тигр-людоед, выходящий в деревню! Он ударил меня мечом в живот! Стал кидаться на людей...

– Достаточно, - сказал пучеглазый жрец.

Но шудру было не остановить, он кричал в запале:

– Я требую справедливости! Я молю о справедливости мудрейших судей! Я требую смерти для этого тигра-людоеда!

– Что ты скажешь в свою защиту, Матхурава, сын Капура?
– спросил пучеглазый.

У ювелира пересохло в рту, он облизнул губы и поднял руку.

– Я возражаю! Я женился на Соне... Да, я взял ее в жены, нарушив законы дхармы в том что касается варн, а не в том, что касается брака. Вы знаете, почтенные Махаматры, что умыкание невесты и женитьба на ней силой называется ракшаса, но тоже не исключается законом Ману. Что же касается удара мечом, скажу: согласно дхармашастрам, если совершено насилие в защиту жены, оно не считается грехом и преступлением. Я грешен лишь в том, что женился, потому я готов понести наказание и быть изгнанным из своей варны.