Гражинка любовалась не только обрядовыми сценами. Она слишком уж часто бросала взгляды на главную виновницу веселья – козу. Паненка боялась поверить в то, что эта коза-проказница её волнует чуть больше, чем следовало бы. Благородная панночка всячески отгоняла от себя крамольные мысли, приписывая свой интерес исключительно артистизму, с которым селянский хлопец забавно подражал выходкам норовистой козы. Но чем дальше проходило колядование, тем чаще и продолжительнее задерживались взгляды девушки на этом ряженом персонаже. И если бы не всеобщее внимание к козе, то многие заметили бы, что отнюдь не праздный интерес светился в глазах благородной паненки.

Обряд колядования подходил к концу, и поздним вечером начиналась не менее интересная и приятная часть гулянья: колядующие угощались собранными за вечер гостинцами. Гурьба направилась к одной из девчат, у которой родителей сегодня не было дома: они гостили в другой деревне. Конечно же, колядующие позвали с собой и Палашку, а уж присутствие паненок в их компании и вовсе делало всем честь.

В хате было тепло. Начавшая чадить лучина распространяла аромат сосновой смолы.

Девчата вынимали и раскладывали собранные за вечер угощения.

– Тут целый пир можно закатить! – глядя на кочующую из торб богатую добычу, воскликнул один из хлопцев.

– Так мы сейчас и закатим, – сказал Ефимка. – И выпивка есть и закуска, а главное, душа просит веселья!

– Верно! – поддержал его Кузя. – Я сейчас ещё один лучник установлю, чтоб лучше было видно, кто выпить не захочет. – При этом он хитрым взглядом обвёл девчат, не пропустив и Гражинку с Марией.

Молодёжь расселась за столом-большаком, но всё равно места было мало и приходилось сидеть в некоторой тесноте. Ефимка сидел во главе стола, где обычно в семьях сидит батька, а возле него усадили паненок – ну не в пороге же их размещать! Ефимка хоть и был неискушён в сердечных делах, но быстро заметил весьма заинтересованные взгляды паненки Гражины в свою сторону. «А она красавица, – подумал хлопец, но тут же сам себя и одёрнул: – Хороша Маша, да не наша!»

Ярко светила лучина в двух лучниках. В хате стоял оживлённый шум. Довольные хлопцы и девчата наперебой обсуждали похождения сегодняшнего вечера, и глаза у всех лучились весельем. Но вскоре разговоры дошли и до страшилок. Рассказывались жуткие истории и загадочные события. Конечно же, не остался в стороне и случай с Буслаями. Ефимка в который уж раз рассказывал об этом, не преминув, конечно же, сгустить краски. Полумрак и установившаяся гробовая тишина придавали истории особый колорит. И хотя у всех волосы от страха на голове шевелились и было непомерно жутко, но завораживающий интерес оказывался сильнее. Все готовы были слушать такие истории хоть до утра.

В этот вечер хлопцы и девчата вели разговоры, шутили и веселились совсем как взрослые. Пригубив чуточку панского вина, многие по-новому воодушевлялись, глаза искрились. Мир казался прекрасным и волнующим. И вино здесь было вовсе ни при чём. Просто вчерашняя детвора почувствовала один значимый момент: пора детства безвозвратно уходит в прошлое, и у них начинается новый, самый интересный период жизни.

Гражинка это тоже чувствовала. Её волновала близость Ефимки, но она была отнюдь не глупа и прекрасно осознавала: ничего общего у неё с этим селянским парубком быть не может. Нет! Конечно не может! Но… как это объяснить сердечку, которое волновалось, когда Ефимка обращался к ней? Почему на паненку находила грусть, если она замечала далеко не равнодушные взгляды многих девчат на вожака компании? «Нет! Глупости какие-то! Навоображала я тут черте что! Это просто от сильных впечатлений за вечер, – в который уж раз Гражинка мысленно одёргивала себя. – Мне надо лишь развеяться от однообразной жизни в имении – и всё!»

Гражинка говорила совсем мало; она увлечённо смотрела, слушала и… завидовала. Да, Гражинка завидовала простоте общения, живости и непринуждённости, с которыми беззаботно говорили и хохотали в этот вечер деревенские хлопцы и девчата. Эх, паненка! А задумалась бы ты о чёрных буднях селянской молодёжи – от зависти и следа б не осталось! Хотя… обе обедневшие паненки уже и сами начали познавать всю «прелесть» крестьянской доли.

Как-то само собой получилось, что проводить паненок до фольварка пошли Кузя и Ефимка. Было весьма удивительно, что никто из них не чувствовал себя скованно. В эту волшебную ночь паненки, заливаясь смехом от рассказов хлопцев о своих проделках, чувствовали себя счастливыми, особенно Гражинка. Но вот и фольварк. Пришла пора расставаться.

Совсем неожиданно Ефимка вдруг наклонился и чмокнул Гражинку в щеку! Все на некоторое время оторопели и даже испугались. Этого никто не ожидал. Даже сам Ефимка не понял, что его дёрнуло совершить такую дерзость.

– Это ещё раз с Рождеством! – нашёлся он. – И вас, Мария, тоже с Рождеством.

Марийка не успела опомниться, как тоже получила «чмок» в щеку, и все непринуждённо засмеялись.

Паненки отдали должное находчивости Ефимки. Они прекрасно понимали, что «поздравление с Рождеством» – удачная отговорка, а «чмок» для Марийки так и вовсе получился за компанию. Но всё равно у обеих девушек на душе стало трогательно. Этот вечер, пожалуй, был одним из лучших в их жизни.

А вот Кузя на подвиг с «рождественскими поздравлениями» не решился и сказал просто:

– Выходите иногда погулять со всеми. Сегодня-то не жалеете, что пошли с нами козу водить?

– Нам никогда не забыть этот праздничный вечер, – вырвалось у Гражинки, – и особенно… козу! – Щёки паненки запылали! Она поняла, что проговорилась! Но общее радостное настроение сгладило намёк, а сумрак не выдал её замешательства.

Дома паненки долго ещё не могли уснуть. Они были как никогда довольны и радостны.